— Иль вы не слышите воплей ваших жен и детей? Они зовут вас на помощь. Иль вы не видите пламени, истребляющего ваши дома и нивы? К оружию, воины, к оружию! Теперь не время вторгаться в чужую землю, надо защищать свою. Медлить нельзя, пролитая кровь вопиет о мщении! К оружию, к оружию!
— К оружию! — закричали все, вскакивая. Невозможно описать шума и гама, возникшего во всем войске. Бустаменте печально пошел в тольдо. Антинагуэль — за ним и, обращаясь к донье Розарио, сказал:
— Моей сестре нельзя тут оставаться. Стан снимается. Она отправится с мозотонами, которым я прикажу защищать ее.
Девушка, не возражая, последовала за ним. Через несколько минут стан снялся, и аукасы оставили место, столь удачно выбранное их предводителем. По настоятельному требованию Бустаменте Антинагуэль оставил в засаде восемь сотен избранных воинов, под начальством Черного Оленя, для защиты брода в случае, если чилийцы вздумают перейти реку. При последних лучах солнца арауканские силы удалились, подымая густые облака пыли. Антинагуэль спешил по направлению к долине Кондарканки, куда он надеялся прийти раньше чилийцев и разбить их наголову, не дав им времени построиться в боевые порядки.
Черный Олень был мудрый воин, он понимал всю важность местности, которую ему поручили защищать. Как только настала ночь, он расставил по берегу стражу для наблюдения за действиями неприятеля. Он сам стоял за то, чтоб воротиться, под влиянием известий, привезенных гонцами. Но теперь, поразмыслив, склонялся к тому, что это была военная хитрость, что белые недолго останутся в Араукании, а поспешат на защиту своих провинций. Между одиннадцатью и полночью разъезды донесли, что длинная колонна всадников идет по чилийскому берегу, направляясь к броду. Взошла луна, и уже не стало сомнения в правдивости этого известия. Вдали светился ряд длинных чилийских копий. У Черного Оленя было всего двести пятьдесят воинов, вооруженных ружьями. Он поставил их на берегу в первом ряду, а за ними расположил копейщиков. Но если при свете луны ему были видны неприятельские передвижения, то и неприятелю были видны его.
Когда чилийцы подъехали на ружейный выстрел, индейцы дали залп. Несколько человек упало. В это мгновение четыре пушки, скрытые на том берегу, выстрелили картечью, сея смерть и ужас между индейцами. Напрасно они старались сомкнуться. Второй залп снова опустошил их поредевшие ряды. А между тем сильный отряд чилийцев перешел реку вброд и яростно бросился на аукасов. Бой был неравный. Аукасы, несмотря на все усилия, принуждены были отступить, оставив на месте двести трупов. Напрасно несколько раз они пытались сомкнуться и дать отпор врагу. Их повсюду встречали чилийцы, и скоро отступление аукасов превратилось в совершенное бегство. Черный Олень дрался, как лев, но ничего не мог поделать. Его воины бросились во все стороны, и чилийцы остались победителями.
План дона Тадео удался вполне. Отряд генерала Фуэнтеса, отбив брод, вторгся в арауканскую землю. Таким образом, благодаря хитрости диктатора аукасы вместо того, чтобы напасть на неприятельскую страну, вынуждены были защищать свою. Война была перенесена в Арауканию. Теперь успех ее зависел от результата одного-единственного сражения.
Отряд, которым командовал генерал Фуэнтес, состоял из двух тысяч пехоты, восьми сотен конницы и шести пушек. Это значительная сила для этих стран, где малое народонаселение и где часто стоит больших трудов собрать ополчение вдвое меньшее. После того как войско перешло брод, а аукасы обратились в бегство, генерал разбил стан, чтоб дать солдатам отдохнуть, а затем отправиться на соединение с доном Тадео. Когда, отдав последние приказания, генерал хотел войти в свою палатку, перед ним возник индеец.
— Что вы хотите, Жоан? — спросил он.
— Так как Жоан больше не нужен великому предводителю, то он вернется к тому, кем был послан.
— Как хотите, мой друг. |