— Что вам нужно? — грубо спросил их токи.

— Выслушайте, да повнимательнее, — сказал дон Грегорио.

— Говорите скорей, — прервал его токи.

Дон Грегорио, не обращая на это внимания, продолжал:

— Дон Тадео де Леон у вас в плену.

— Да, человек, которого вы так называете, действительно мой пленник.

— Отлично. Если завтра утром, в третьем часу после восхода солнца он не будет нам выдан здравым и невредимым, заложники, которые в наших руках, и восемьдесят пленников будут расстреляны на ваших глазах, на самом берегу реки.

— Вы можете делать все, что вам угодно, — холодно отвечал Антинагуэль. — Что сказал токи, то свято: он поклялся убить своего врага и убьет его.

— А, так, ну, так знайте, что я, дон Грегорио Перальта, с своей стороны, клянусь, что в точности сдержу свое обещание, о котором я только что говорил.

И, быстро повернув лошадь, он уехал в сопровождении своих товарищей.

В словах Антинагуэля было больше хвастовства, чем реальной угрозы. Если б не дьявольская гордость, он приказал бы вернуть дона Грегорио, ибо знал, что это человек, который не задумается выполнить свое обещание. Антинагуэль решил снять стан и удалиться, уверенный, что чилийцы, узнав об этом, не посмеют казнить заложников и пленных из боязни погубить дона Тадео. Такое решение было весьма остроумно и приведено в исполнение так поспешно, что чилийцы долго не знали об уходе аукасов. Но положение Антинагуэля не улучшилось, а, напротив, стало еще более критическим. Он был слишком слаб, чтоб напасть на чилийцев и, одержав победу, заставить их заключить мир. И потому решил все время маневрировать вдоль границы, чтобы чилийцы не знали, где именно он находится, и не могли принудить его принять невыгодные условия мира. Ему нужно было выиграть время. Хотя аукасы и подымались по зову его гонцов и спешили к нему на помощь, но нужно было подождать, пока успеют прийти на сборное место более отдаленные племена.

Со своей стороны, чилийцы, довольные, что со смертью генерала Бустаменте прекратились внутренние раздоры, весьма мало заботились о продолжении войны, которая не могла принести им какой-либо существенной выгоды. Им надо было отдохнуть от гражданской распри, а потому они ограничивались защитой своих границ и искали средства, чтобы вступить в серьезные переговоры с главнейшими предводителями арауканцев.

Дона Грегорио все упрекали за угрозу, высказанную во время переговоров с Антинагуэлем. Да и он сам, узнав, что токи вместе с пленниками удалился, понял всю опрометчивость своего поступка. Тогда чилийцы прибегли к другим средствам. Они оставили всего десять заложников, а других ульменов, внушивших, как надо действовать, щедро одарив, освободили. В надежде, что освобожденные предводители, возвратясь к своим племенам, употребят все усилия, чтобы заключить с чилийцами мир, и созовут народное собрание, на котором Антинагуэль будет низложен. Арауканцы больше всего дорожат своей вольностью. И потому чилийцы надеялись, что освобожденные ульмены расскажут им, что Антинагуэль поставил их вольность на край пропасти, что, если они будут продолжать войну, испанцы окончательно покорят их.

Возвратимся теперь к Антинагуэлю. Через несколько часов после того, как индейское войско снялось со стоянки у брода через реку Биобио, токи приказал остановиться. Когда отряд спешился, Антинагуэль отобрал двадцать воинов, преданных ему до фанатизма, и велел приготовиться сопровождать его. Через несколько минут они были готовы. Антинагуэль вскочил на коня и поскакал, сопровождаемый всадниками. Хотя гордость не позволяла Антинагуэлю пойти на уступки, угрозы дона Грегорио тем не менее сильно подействовали на него. Токи боялся, как бы чилийцы и в самом деле не расстреляли заложников и пленников.