Погребальный костер сложили, как положено, челном. Труп жутко вонял тухлятиной, словно умер человек давно, но злая воля не давала покоя плоти и костям, таская его по здешним увалам. Луня уже понял, что так оно и было умер этот человек сам или был убит, неважно, но не похоронили его соплеменники, как должно, остался он гнить в чистом поле, тут и прибрала злая нежить неприкаянную душу, и стал человек навом, ходячим мертвяком, у которого лишь одна цель — кого бы из истино живых сожрать. Навов все боятся — и люди, и нелюди, и животные, навов лишь огонь да обрежный круг остановить могут, а убить нава и вовсе нельзя…

Нельзя-то нельзя, а Шык — убил! Луня удивленно вскинулся — надо же, ведь все поверия родов обратное говорят — бессмертен проклятый нав, и пока плоть не разложилась, ходит он по земле в телесном обличии, а потом духом злобным летает. А тут раз — и все!

Когда вдвоем уложили разваливающееся под руками тело на яблоневые сучья и Шык полил приготовленного к погребению особым маслом из маленькой каменной бутылочки, когда зажгли, как положено, огонь с четырех сторон и отошли в сторону, предоставив Рарогу исполнить святое — отделить душу, выжеч плоть до тла, Луня не удержался и спросил у волхва, как же тому удалось убить нава?

Шык усмехнулся, достал из котомки тот самый нож, сунул Луне в руки:

— Гляди! Видишь, из чего сделан? Железо это, настоящее, как на вожевом мече! Нежить железа пуще всяких оберегов боится. Редкий, ценный и дорогой это металл, и только им можно нежить отгонять, а таких, как нав или иг, лишить их злобной жизни и душу спасти! Запомни это, Луня, крепко запомни!

Погребальный костер быстро сделал свое дело, и еще не засветилось небо на восходе, когда от тела того, кто пришел сюда в жутком обличии нава, остался лишь серый пепел.

Шык внимательно осмотрел дотлевающие угли, остался доволен, схоронил пепел в небольшой ямке и спокойно улегся досыпать — до утра было еще далеко. Луня тоже лег, но сон не шел к нему, еще бы — столько всего за два дня! И убитый ар, и арысь, и духи Синего камня, и Гамаюн, а теперь еще и нав! А Луня по глупости считал все это бабьеми сказками, из тех, что рассказывают долгими зимними вечерами в Общей горнице, за надежными частоколами родских городищ, бабули-болоболки сопливым детишкам…

А выходит, что не сказки, на самом деле все! Но тогда и все остальное правда — и про Ирий, и про Пекло, и про игов с гарцами… Да-а, гляди в оба, Луня, страшновато жить на белом свете, ухо востро надо держать…

И в оба глядел, и ухо держал, а все равно уснул, и проснулся только когда яркие лучи восходящего солнца брызнули в глаза — утро пришло, конец ночным кошмарам!

Следующий день пути прошел спокойно. Странники ехали одиноко, словно по пустыни. Луня изо всех сил вертел головой, стараясь углядеть хотя бы копошащихся в траве сусликов, но вокруг расстилалась мертвая, необитаемая земля, лишь вдалеке, над зелеными березовыми рощами, кружились лесные птицы.

Шык объяснил Луне, что нав, судя по раздутому брюху, давно бродил тут и распугал все живое. Навы жрут любую живность с теплой кровью, какую могут догнать, поэтому и пусто в буграх, пусто и тихо.

— Не пойму только, почему он коней наших не тронул? — удивлялся волхв: — Они же рядом паслись, стреноженные, убежать не смогли бы… Не иначе, Луня, то наговоренный нав был, и наговоренный — на нас…

Очень неприятно стало Луне от этих слов, продрал по спине мороз, но сейчас, ясным днем, было не до страха, и парень успокоился — Шык волхв могучий, мудрый, авось пронесет, доберутся они до загорной страны аров, доберутся, и Род даст, назад вернуться!

У подножья высоких холмов сделали привал, поели, напоили коней, и отправились дальше.