Константин Бальмонт. Великое ничто
1
Моя душа — глухой всебожный храм, Там дышат тени, смутно нарастая. Отраднее всего моим мечтам Прекрасные чудовища Китая. Дракон — владыка солнца и весны, Единорог — эмблема совершенства, И феникс — образ царственной жены, Слиянье власти, блеска и блаженства. Люблю однообразную мечту В созданиях художников Китая, Застывшую, как иней, красоту, Как иней снов, что искрится, не тая. Симметрия — их основной закон. Они рисуют даль — как восхожденье, И сладко мне, что страшный их дракон - Не адский дух, а символ наслажденья. А дивная утонченность тонов, Дробящихся в различии согласном, Проникновенье в таинство основ, Лазурь в лазури, красное на красном! А равнодушье к образу людей, Пристрастье к разновидностям звериным, Сплетенье в строгий узел всех страстей, Огонь ума, скользящий по картинам! Но более, чем это всё, у них Люблю пробел лирического зноя. Люблю постичь сквозь легкий нежный стих Безбрежное отчаянье покоя.
2
К старинным манускриптам в поздний час Почувствовав обычное призванье, Я рылся между свитков — и как раз Чванг-Санга прочитал повествованье. Там смутный кто-то,— я не знаю кто,— Ронял слова печали и забвенья: «Бесчувственно Великое Ничто, В нем я и ты — мелькаем на мгновенье. Проходит ночь — и в роще дышит свет, Две птички, тесно сжавшись, спали рядом, Но с блеском дня той дружбы больше нет, И каждая летит к своим усладам. За тьмою — жизнь, за холодом — апрель, И снова темный холод ожиданья. Я разобью певучую свирель. Иду на Запад, умерли мечтанья. Бесчувственно Великое Ничто, Земля и небо — свод немого храма. Я тихо сплю,— я тот же и никто, Моя душа — воздушность фимиама». |
