— Да что с тобой происходит, черт возьми? — не может успокоиться Фрэнки, все еще приподнявшись наполовину над стойкой. — Скажи мне, в конце концов, что у тебя за проблемы.

— Для начала сядь и успокойся, а потом поговорим.

— А мы что делали, не говорили? Я, по крайней мере, говорил. А ты целых полчаса что-то ворчал и бурчал мне в ответ. Я говорю о деньгах; о том, как нам делать деньги, а ты как сомнамбула.

— Да нет же. Нет…

Фрэнки не дает ему закончить:

— Я знаю, то, что мы имеем от продажи картин, для тебя пустяк. Я знаю, что десять штук для тебя пустяк…

— Нет и нет, — обрывает его Рой. — Десять штук — это десять штук.

— …потому что у тебя такая пропасть этих чертовых денег, что хоть задницу ими вытирай; все твои сбережения и твои… просто не знаю, как назвать то, что ты с ними делаешь.

Рой не собирается вникать, что там знает или не знает Фрэнки. Он уверен, что Фрэнки ничего не знает о лошади. И он уверен, что Фрэнки ничего не знает о Каймановых островах, о его банковских счетах. К тому же он не собирается давать ему какой-либо шанс оказаться в курсе всего этого. Фрэнки его подельник, и Фрэнки хороший парень. Но деньги Роя — это деньги Роя. И никого больше это не касается.

— Успокойся, — снова просит Рой. — Успокойся. Я не знаю, с чего ты взял, что у меня пропасть денег.

— Ладно, перестань. Мы снова ругаемся из-за этого, я же знаю, какова твоя доля.

— Так ведь и твоя доля такая же.

— Но я трачу деньги. Я покупаю дорогие вещи. Ты же разъезжаешь на старом драндулете, живешь в какой-то хижине и по десять лет таскаешь одни и те же затрапезные костюмы. Ты постоянно твердишь о бережливости; о необходимости откладывать на черный день; о том, что таким людям, как мы, жизнь может преподнести что угодно, и все в таком духе.

Рой откидывается назад. Делает глубокие вдохи. Чувствует относительное облегчение.

— С чего ты вдруг завел разговор об этом?

Фрэнки шлепается на табурет. Остальные посетители постепенно отворачиваются от этой пары, привлекшей их внимание, и возвращаются к своим заботам.

— Дело в том, — говорит он, — что я делаю все, чтобы заработать деньги, так ведь? Я все еще должен делать дела, которые дают нам возможность держаться на плаву. И поверь мне, я не испытываю морального удовлетворения, когда моему партнеру наплевать на все, что я предлагаю.

— Я ни на что не плевал, — возражает Рой, но сам-то знает, что плевал. Он не всегда обращал внимание на Фрэнки. И, конечно же, оставил без внимания все то, что его подельник излагал сегодня вечером. — Я был просто…

Он не может подобрать нужного слова. Фрэнки вне себя, и Рой это видит. Он хочет знать, что дела снова пойдут так, как надо. Рой может обещать ему это. Рой может все объяснить. Черт возьми, ведь когда-то недовольство партнеров должно прорываться наружу.

— У меня есть ребенок, — говорит Рой как бы невзначай. — У меня появилась дочь, которую зовут Анджела. Ей четырнадцать лет, и сегодня она ночует у меня дома.

Фрэнки подносит гамбургер ко рту, откусывает от него кусок и ржет с набитым ртом.

— Ну и шуточки у тебя, Рой.

— Если это шутка, то я все еще жду, чем она закончится. — И он рассказывает Фрэнки всю историю от начала до конца.

Всю дорогу до порта, куда они направились этим вечером, Фрэнки говорит и говорит Рою о том, как он воспринимает сложившуюся ситуацию:

— Это нехорошо. Это совсем не хорошо.

— Но это же временно, — объясняет Рой.