Еще один отличительный признак мэвериков — чувство, что твоя жизнь что-то значит, что ты можешь сделать мир лучше, оказывать положительное влияние. Страсть и понимание собственного предназначения порождают у мэвериков стремление перетряхнуть систему, чтобы сделать жизнь более эффективной, прекрасной и осмысленной. Как я уже говорил выше, в мозгу существуют нейронные цепи «страсти». Они включают так называемое прилежащее ядро и базальные ганглии. Эти структуры мозга реагируют на нейромедиатор дофамин, связанный с внутренними побуждениями, мотивацией, вниманием и интересом.

Как мы увидим дальше, ценность принадлежности к какой-либо социальной группе, возможность быть принятым другими настолько велика, что для совершения чего-то необычного — действия, выходящего за рамки заведомо одобряемого группой, — необходимо, чтобы такое действие влекло за собой существенное вознаграждение или имело глубокое личное значение.

В первые два года ведения нашей работы по визуализации мозга я вызвал шквальный огонь критики со стороны моих коллег. Психиатры этим не занимаются, слышал я отовсюду. Будучи по природе склонным к тревожности, я плохо переношу критику. Она приводила к бессонным ночам и общему внутреннему беспокойству. Более года я не говорил о работе в Amen Clinics. Я пытался понять, как урегулировать этот конфликт. Затем однажды, в апреле 1995 года, поздним вечером мне позвонила Шерри, жена брата, вся в слезах. Она сказала, что в тот день Эндрю, мой девятилетний племянник и крестник, на бейсбольном поле без всякой на то причины набросился на маленькую девочку. Его атака была неспровоцированной и совершенно неожиданной.

Шерри сказала мне, что за последний год поведение Эндрю резко ухудшилось. Он из доброго, счастливого ребенка превратился в злого и депрессивного человечка с серьезными суицидальными мыслями и мыслями об убийстве. В его комнате она нашла два рисунка: на одном он был повешен на дереве, на другом он стрелял в других детей. Я сказал Шерри, чтобы она привезла ко мне Эндрю на следующий день. Они приехали в мою клинику на машине, что заняло у них восемь часов.

Когда я увидел Эндрю и его родителей, я понял, что что-то не так. Я никогда не видел его таким злым и печальным. Мальчик не мог дать никакого объяснения своему поведению, кроме «я просто бешусь все время». Он сказал, что его никто не бил и не дразнил. Он не понимал, почему он так себя чувствует. В истории его семьи не было серьезных психических заболеваний, и он не получал черепно-мозговых травм. У Эндрю была замечательная семья. В отличие от большинства клинических случаев эту семью я прекрасно знал. Родители Эндрю любящие, заботливые и беспокоятся о своем сыне. Так в чем же дело?

Почти любой мой коллега «посадил» бы Эндрю на какое-нибудь лекарство и заодно отправил бы к психотерапевту. Но поскольку на тот момент я сделал уже более тысячи ОФЭКТ, я решил сначала получить снимок его мозга. Однако вся та враждебность моих коллег по отношению к моему подходу была еще очень свежа, и я засомневался в себе. Может быть, этот случай, действительно, результат семейных проблем, о которых мне неизвестно. Может быть, здесь психологические причины (кстати: если вы имеете хорошую психоаналитическую подготовку, вы можете найти грязное белье в любой семье).

Я подумал: «Возможно, эти мысли и такое поведение Эндрю объясняются тем, что его старший брат — «идеальный ребенок», он хорошо учится в школе и преуспевает в спорте. И поведение Эндрю отражает чувство неуверенности, связанное с положением второго сына в ливанской семье. Просто Эндрю хочет чувствовать свою власть, и это поведение связано с проблемами контроля».