Почерк один к одному.
— Головкин приговора ждет, Саша. Сам же знаешь.
— Значит, мы получили нового и… и… — Сергеев запнулся. — Вам-то наверху, конечно, виднее: мол, первый пока случай в области, но… я по почерку сужу: ЭТОТ на одном не остановится. Этому мало будет. А значит, Никита, надо нам…
— Ну что? — Колосов уже двинулся к машине.
— «Удава-2» запускать, вот что, — выпалил Сергеев. — Не то дождемся. Всего дождемся.
— Ладно. Вернусь — потолкуем. Я с места в морг поеду, потом сюда. Постарайся, чтобы новости хоть какие-то были, хорошо? Я своих ребят тебе в помощь оставлю. Мы со Славкой там справимся.
Как они ни торопились, а в Новоспасское прибыли к шапочному разбору. Осмотр места происшествия почти закончился. Тело уже увезли.
— Ну и денек сегодня, — посетовал Юрий Соловьев — майор милиции, начальник Спасского ОВД. Каменский и Спасский районы граничили по речке Разлетайке, а дачный поселок Новоспасское был любимым местом отдыха их жителей.
— Личность мы уже установили: Калязина Серафима Павловна. Она, видимо, шла на станцию. Одна. Он ее в кустах вон на той тропинке подкараулил.
— Пенсионерка? — осведомился Колосов.
— Нет, представь себе, несмотря на возраст, работала.
— Где?
— Не поверишь. На зообазе нашей. Вернее, это я по наиву своему считал, что это просто зообаза, — пояснил Соловьев. — Думал, ну, зверюшки разные для продажи, ну, серпентарий — гадюки там у нас однажды по всей территории расползлись. А это, оказывается, отделение «зоо-био» какое-то при НИИ изучения человека. Потерпевшая там старшей лаборанткой работала. У них дежурства ночные при зверях. Обезьяны там, изучают их, опыты проводят. Ну, Калязина после смены возвращалась домой. А ОН, видимо, у платформы караулил. Как тогда…
— Ладно. Пойдем на место взглянем.
Они шли по узкому бетонному шоссе. Справа и слева от него высились корабельные сосны и ели.
— Поселок расположен в полукилометре от станции. База чуть ближе. Мы туда подскочим потом, там вся территория забором обнесена, пропускной режим, — рассказывал Соловьев. — Она, видно, торопилась на электричку 9.20. Тут в это время как раз безлюдно. Дачники на работу восьмичасовыми едут. А отпускники дрыхнут еще. Утром по бетонке вообще мало кто ездит. И магазины все в поселке, и лавка молочная, а тут — жилья нет до самой Братеевки. Она, значит, шла одна. Вот здесь, смотри, — Соловьев указал на едва заметную лесную тропку, ведущую в тенистый ельник, — если здесь свернуть, можно выйти на станцию прямо к первому вагону — к Москве. Калязина не хотела там по вокзальному перрону путешествовать, решила время себе здесь сэкономить. Вот и сэкономила. Тут она шла. Мы ее следы сфотографировали. Земля-то влажная после ливня. А вот здесь все и произошло.
Впереди на тропинке стоял милиционер в бронежилете из патрульного взвода. Их подняли по тревоге для прочесывания местности.
— Камень нашли, — сообщил он. — В лужу его зашвырнули.
Чуть поодаль кучковались члены опергруппы. Слишком молодой для своей профессии прокурорский следователь, больше смахивающий на студента-первокурсника, паковал в целлофан ребристый заостренный булыжник внушительных размеров. Колосов подошел к нему. Поздоровался.
— Разрешите взглянуть. — Взял камень в руки, взвесил. На кило потянет.
Черт! Снова этот камень. Грубо обколотые края. Кровь, прилипшие волосы…
— Здесь поблизости можно такой найти? — спросил он у Соловьева. |