— Туда! — весело выкрикнула охотница.

Всеми обострившимися до предела чувствами Скай ощутил жертву раньше, чем увидел, — животное с треском вылетело на тропинку и ломанулось прочь, взрывая копытами землю. Но маццери действительно обладают выдающимися возможностями. Кабан был быстр. Они — еще быстрее.

Зверь тоже понял это, остановился и повернулся, когда они — Скай не мог избавиться от ощущения, что их двое; не рядом, а гораздо ближе, они почти составляют одно целое — вылетели на небольшую поляну. На них уставился гигантский самец, намного крупнее того, что Скай завалил на первой своей охоте; чудовищные клыки в лунном свете казались остро заточенными саблями.

Скай мог колебаться, Тца же — никогда. Рука нырнула в кожаный мешочек и вернулась уже с камнем.

— Фортуна, — произнесла она.

Через мгновение праща зажужжала в воздухе, словно рой пчел, раскручиваясь все быстрее, быстрее, скоро она низко заревела.

Ж-ж-ж!

— Йа!

Кабан оказался не робкого десятка, и крик девушки послужил сигналом к атаке. Он помчался прямо на свою мучительницу. Пятьдесят шагов, сорок. И по-прежнему ревет в воздухе праща.

Скай бы уже метнул камень — Тца выжидала.

Тридцать шагов, двадцать. Кабан пригнул голову к земле, выставив смертоносные клыки.

— Стреляй! — внутренне возопил Скай.

— Сейчас.

Девушка резко выбросила руку и отпустила узел. Камень со свистом полетел навстречу зверю и ударил его точно промеж больших черных глаз. Кабан пошатнулся, рухнул на землю, по инерции пролетел вперед, едва не встал снова на ноги — точно как байкер, которого Скай видел в другой жизни, — затем перевернулся на спину, прокатился последние десять футов, взметая тучу пыли и гальки, и наконец замер на расстоянии меньше вытянутой руки от своего убийцы.

Несколько мгновений слышно было только тяжелое дыхание раненого зверя. Затем Тца нагнулась и повернула могучую голову, чтобы посмотреть кабану в глаза. Она приставила нож к горлу прямо под нижней челюстью, с силой воткнула его в плоть и сделала глубокий надрез до самого уха. Свет в глазах зверя, который не удалось погасить брошенному из пращи камню, теперь начал затухать. И в уже подернувшихся дымкой зрачках Скай увидел лицо, знакомое по этой жизни.

— Филиппи Чезаре, — услышал он шепот.

Теперь парень был помечен смертью. Тца поднесла руки к распоротому горлу и произнесла одно слово:

— Мир.

Она дотронулась кончиками пальцев до места, где заканчивалась ужасная рана, и медленно повела руку вдоль нижнего ее края. И — о чудо! — кровавые края начали на глазах срастаться.

Скай ощущал все происходящее! Его фюльгия в ее двойнике метнула из пращи камень, который свалил кабана с ног, затем перерезала ему горло. А теперь его пальцы, дрожа, двигались вдоль чудовищной раны и соединяли ее края — будто припаивали один кусок металла к другому, — возвращая животное к жизни. Скай протянул руку ко лбу вепря, где в глубокой вмятине так и покоился камень, извлек его, потом приглаживал шерсть, пока не исчезли последние следы крови.

Кабан полежал мгновение, затем перевернулся на живот и наконец встал на ноги. Хрюкнув, он неверной походкой побрел прочь и вскоре растворился в кустах маки.

Скай не отрываясь смотрел ему вслед. Он понял: Филиппи Чезаре будет ранен, как это случилось с Джанкарло, но выживет.

Юноша поднял глаза. На востоке небо начало розоветь.

«Скоро рассветет, — подумал Скай. — Рассвет новой жизни, ибо я теперь — маццери сальваторе».

Тца бегом направилась в долину, к огромным гранитным утесам. И своим обострившимся зрением охотника Скай разглядел впереди на расстоянии многих миль характерные очертания наклонной скалы — убежища Тца.