|
— Романтика, Гвидо, сплошная романтика. Не то, что к западу от Санторума. Сплошь грязь, нищие деревни и грызня одичавших псов вокруг трупа некогда великой страны, — криво ухмыльнулся кавальеро и быстрым движением кинжала вскрыл пакет.
Спустя полчаса изучения присланных из Димаута бумаг кавальеро налил себе в кубок неразбавленного вина.
— Что за Преисподняя, Гвидо? Западня или правда?
На всех бумагах подписи нотариусов. Печати судей. Печати канцелярии Альтегранде. Печати фельдъегерской службы на конверте. Пять штук — письмо прошло долгий путь.
— Нет, это не западня. Тебя проще убить или бросить за решетку здесь, в Санторуме, — кавальеро сделал долгий глоток. – Это промысел Единого, так и есть! Он отвечает на молитвы.
Письмо и приложенные к нему документы извещали доблестного кавальеро, сеньора Гвидо ди Одетарэ, флаг-гиованте конноегерского эскадрона, о том, что его добрый дядюшка, сеньор Сергио Лорка, тяжело болен и желает оставить ему в наследство часть дома, приобретенного им в Порто Нуово, что в восточной части Карфеннакского Димаута. А еще извещали они кавальеро о том, что в Порто Нуово надлежит ему быть не позже последнего дня зимы, ибо дольше дядюшка боится не протянуть.
— Ну положим, Гвидо, дядюшку Сергио ты смутно помнишь. Десять, нет, двенадцать лет назад… Кузен матери… А сколько их, наследников? И сколько стоит дом в одном из крупнейших городов колонии, нетронутом Конкистой? – кавальеро еще раз перепроверил бумаги.
Речь шла о здании оценочной стоимостью в четыреста тысяч серебряных марок Домината и всего четырех наследниках.
— Сто тысяч марок, Гвидо. Скажи, мечтал ли ты о такой сумме? – кавальеро хлебнул еще вина и вытер пролившееся с длинных усов.
— Мечтал, — констатировал он и вскочил с табурета.
Этих денег беглецу, изгнанному со службы, хватит на то, чтобы начать новую жизнь. Купить небольшой постоялый двор в колониях, и до смертного одра забыть о политике.
— Синьор Лик тоже так считал, Гвидо. И к чему его это привело?
Спустя десять минут он был готов к путешествию. Деньги, бумаги, оружие, одна смена исподнего. В лошади не было смысла, ибо до порта четверть часа прогулочным шагом, да и не бросать же ее там. Временно укрыться можно будет на любом судне, отправляющемся завтра или послезавтра в Димаут.
— Лучше бы завтра, — промолвил кавальеро и, кроме спады, кинжала и пистолей, прихватил с собой еще и эсток.
Ди Одэтаре поглубже нахлобучил широкополую шляпу с длинным пером, оправил куртку, смахнул пыль с сапог и в последний раз взглянул на своё пристанище в Санторуме. Большую грязную комнату закоренелого холостяка с военным прошлым и неизвестным будущим.
— Сорок три года, Гвидо, демоны тебе в ребро. Что же ты творишь!.. — рассмеялся кавальеро и распахнул окно.
За окном была ночь. Холодная зимняя ночь Санторума, ясная под светом луны и звезд. К утру в город придет туман с моря и развеется только тогда, когда солнце встанет достаточно высоко. Вот тогда суда и поднимут якоря, чтобы отплыть на запад или восток из Священного города.
Кавальеро перемахнул через подоконник, зацепился за раму перевязью спады, чертыхнулся, поправил её и спрыгнул на черепичную крышу стоявшего впритык соседнего здания. Скользкая из-за изморози черепица едва не подвела его. Но кавальеро, опытный наездник и фехтовальщик, удержал равновесие.
На узкой улице Серых Праведников его ждали те, кто следил за домом. Уходить надо было дворами, пусть даже ждали его и там. Кавальеро осторожно, балансируя с помощью тяжелого эстока, прошел по коньку, спустился на устланную соломой крышу сарая и столь же тихо и осторожно, придерживая рукой спаду в ножнах, по старой ветхой приставной лестнице спустился в обширный двор постоялого двора. Пути отхода были продуманы еще полгода назад, когда ди Одэтаре только снял апартаменты. |