Туристы, которым полагалось жить в счастливом неведении такого положения дел, не могли не заметить верениц патрульных машин, разъезжавших по Стрипу и останавливавшихся у каждого отеля. Целые легионы полицейских хлопотливо, словно муравьи, сновали вдоль всей Фримонт Стрит. И если бы особенно любопытным гостям Лас-Вегаса пришло в голову получше приглядеться к агентам полиции, то, к своему удивлению, они могли бы констатировать, что многие из них носили на форменных рубахах эмблемы соседних графств — Северного Лас-Вегаса, Восточного Вегаса, Хендерсона и даже Боулдер-Сити. Опытный человек с наметанным глазом, привыкший замечать спрятанное оружие, был бы несказанно удивлен тем количеством стволов, которые скрывали куртки, пиджаки и плащи фланирующей по улицам Лас-Вегаса публики. Но провести черту между вооруженными людьми, отделить добро от зла представлялось задачей куда более сложной, чем заметить оттопыренный карман или лишнюю складку на пиджаке.

Главной фигурой в Лас-Вегасе всегда считался приезжий или иностранец — город существовал только для него. Тем не менее, теперь на лица гостей обращалось особое внимание. Подозрительность к каждому новому человеку превратилась в навязчивую идею. Полиция часто брала в оборот тех, кто держался поодаль от толпы; случалось даже, что бдительный полицейский принимался рьяно допрашивать своего же коллегу, одетого в гражданское платье. Крепкие парни с жестокими лицами, одетые в дорогие костюмы, наводнили холлы отелей, бары и салоны казино. Они тоже приставали с вопросами к «подозрительным», с их точки зрения, людям, что зачастую приводило к совершенно неожиданным результатам даже в среде самой Организации. Так, в одной из забегаловок на Фримонт Стрит вспыхнула короткая перестрелка, после чего выяснилось, что оба стрелка были свободными охотниками за премиями, прибывшими в Вегас за головой Болана.

После этого происшествия полиция спешно расставила на дорогах, ведущих в Вегас, дежурные посты для досмотра пассажиров автомобилей и поездов, чтобы тем самым предотвратить массовое вторжение в город всякого вооруженного сброда, независимо от того, принадлежит он к мафии или нет.

Лас-Вегас жил охотой на Болана. Все более заметной становилась растущая нервозность среди горожан, а в полиции и мафиозных кругах города царили раздражительность и растерянность, граничащие с самой настоящей паникой.

В одной из местных газет появилась заметка о прибытии в город особой бригады, возглавляемой крупной шишкой из Министерства юстиции, специально прибывшей для координации действий федеральных властей и местной полиции. Неожиданно появились слухи, будто среди муниципальных полицейских нет согласия, а какой-то репортер из Карсон-Сити написал, что федеральные агенты ввели цензуру на деятельность прессы в Лас-Вегасе.

Новые слухи поползли из «Голд Дастера», когда кем-то из завсегдатаев казино было замечено, что Вито Апостинни не присутствовал при снятии кассы. На Стрипе стали поговаривать, что Вито «Золотое сердце» «переехал» в «Скелетон флэтс» — подпольное кладбище в пустыне, расположенное к югу от Лас-Вегаса.

Говорили также, что господа с восточного побережья заняли весь верхний этаж «Голд Дастера», что заведение превратилось в военный лагерь и там можно запросто встретить многих представителей преступного мира, давно находящихся в розыске. Те, кто имел «надежные источники» информации, утверждали, будто речь идет о чистке в рядах мафии. В течение дня слухи стали еще более настойчивыми и упорными.

Сам Болан плевать хотел на все эти разговоры. После диверсии в аэропорту он вернулся в свой скромный отель на западной окраине Вегаса, плотно поел и принял душ. Выкурив сигарету, он лег в постель и проспал целых шесть часов кряду.

В два часа пополудни Мак встал, привел себя в порядок и отправился прогуляться на Глиттер Галч — улицу в центре города, известную своими казино.