Александр Грэхем Белл застонал. Он простудился во время трансатлантического плавания и еще не совсем выздоровел. К тому же, с тех пор как они с женой две недели назад прибыли в Италию, все шло не очень гладко. Местные власти на каждом шагу препятствовали его плану завладеть останками Джеймса Смитсона, основателя одноименного института, и осуществить своего рода разграбление могилы. Беллу приходилось играть роль шпиона и одновременно дипломата, раздавая направо и налево взятки и лживые заверения. Ему было далеко за пятьдесят, а с этими играми лучше справился бы кто-то помоложе. Напряжение давало о себе знать.

– Алек, давай скажем, чтобы кучер ехал помедленнее, – вцепилась в него жена.

Он похлопал ее по руке.

– Нет, Мейбл. Погода вот-вот переменится, да и французы наступают на пятки. Другого шанса не будет.

Три дня назад, когда удалось собрать наконец все необходимые бумаги, объявились какие-то французы – дальние родственники Смитсона – и тоже начали претендовать на его останки, понятия не имея, что на самом деле поставлено на карту. Пытаясь обойти неожиданное препятствие, Белл доказывал итальянским властям, что, завещав Соединенным Штатам все имущество, Смитсон, несомненно, подразумевал и свое тело. В поддержку данной точки зрения Белл пачками раздавал лиры нужным людям, а кроме того, утверждал – безапелляционно и лживо, – что эту поездку благословил сам Теодор Рузвельт.

Авантюра удалась, но вряд ли эта маленькая победа останется за ним надолго.

Другого шанса действительно не будет.

Он коснулся нагрудного кармана, где лежал свернутый клочок бумаги с обгоревшими краями.

Мейбл заметила его жест.

– Думаешь, оно еще там? В могиле, рядом с телом?

– Судя по всему, да. Кто-то едва не уничтожил эту тайну полвека назад. Нельзя допустить, чтобы итальянцы довершили дело.

В 1829 году племянник похоронил Джеймса Смитсона в Генуе, на маленьком кладбище над морем. В то время холм с кладбищем принадлежал англичанам, но на участок у подножия претендовали итальянцы. Уже несколько лет в холм медленно вгрызалась каменоломня, а сейчас компания хотела и вовсе сровнять его с землей вместе с кладбищем.

Могиле Смитсона угрожала опасность. Перед попечительским советом музея встал вопрос, спасать ли останки, пока их не унесло в море. Именно в ту пору к Александру попало одно старое письмо. Его написал Джозеф Генри, первый секретарь Смитсоновского института, человек, который наблюдал за постройкой замка (главного здания музея) и в конце концов умер в его стенах.

– Генри понимал, что делает, – пробормотал Белл, поглаживая пышную бороду.

– Да, ты восхищался им и ценил его дружбу, – успокаивающе промолвила Мейбл.

Белл кивнул.

Достаточно, чтобы последовать его указаниям и приехать на итальянское кладбище.

За год до смерти Генри написал письмо, в котором рассказал историю, восходящую к эпохе Гражданской войны, когда наступил перелом в пользу Севера. В одном из старых дневников Смитсона Генри попалась странная запись. Вообще-то он искал дополнительные сведения о завещании Смитсона, пытаясь выяснить, почему ученый проявил такую щедрость по отношению к стране, с которой его совершенно ничего не связывало. И нашел единственное исключение из завещания – кое-что, не переданное Соединенным Штатам. Коллекция минералов Смитсона – дело всей его жизни – хранилась в замке музейного комплекса, но один предмет туда не попал. Смитсон распорядился, чтобы племянник похоронил вместе с его телом нечто.

Генри заинтересовался этим настолько, что внимательно перечитал дневники благотворителя. И в конце концов понял, что речь шла о так называемом Венце демона. В дневнике Смитсон писал, что обнаружил его в соляной шахте неподалеку от Балтийского моря. Он сожалел о своей находке и утверждал, что он может оказаться ключом к чему-то страшному.