Ответ пришел в считанные мгновения.

Голос Фукса прорвался в наушники, как шторм сквозь плотину:

- Еще одно извержение вулкана.

- Еще одно?

- Беспокоиться нечего. Нет повода для лишнего напряжения. Ситуация под контролем,- говорил Фукс, как будто он был министр землетрясений.- Оно за четыреста километров отсюда.

Мне сразу вспомнилось, как в детстве я хотел пойти в магазин за конфетами, находясь в гостях у тетушки, в одной деревне. «Тебе оно надо? - ответила она.- Оно же за четыреста километров отсюда».

Я сглотнул ком в горле и попытался отогнать от себя всякие мысли о Гринбауме с его теорией. Этот венерианский

кочегар мне положительно надоел. Я так и видел перед собой его вожделеющее старческое лицо. С каким сладострастием он мне рассказывал о взломе коры Венеры, как будто раздевал ее собственными руками. Вот он бы точно порадовался встретить здесь салют, знаменующий конец планеты. Для него это был бы самый желанный конец. Но не для меня. Хорошо, если это второй вулканический взрыв за полбиллиона лет.

А он тем временем будет получать от нас только данные, этот регистратор вулканов.

Если мы раньше не поджаримся на одном из них.

ВЗРЫВ

Я слишком долго вглядывался в это грозное розовое сияние, размышляя о вулканах, и Гринбауме, и всей этой гигантской огненной мышеловке, которая могла захлопнуться в любой момент.

«Два вулкана подряд,- осенило меня,- как раз и означают, что Гринбайм заблуждался. Венера освобождается от внутреннего жара».

- Ты брызгаешь на обломки! - закричал Фукс мне прямо в ухо.

- Что?

- Истекатель! - заорал он, выходя из себя.- Ты заливаешь место катастрофы.

Расплавленный металл из «Гекаты», наконец дошло до меня. У корабля было устроено специальное отверстие на манер дюзы, сопла, сзади, на корме. Расплавленный металл вытекал, унося вместе с собой балласт и перегрев оболочки. Я парил сейчас над обломками, точно венерианская птица, усеивая планету своим гуано. Я в самом деле уже несколько раз попал в обломки. Серебристый металл тут же стекал с разбитой оболочки «Фосфороса» на раскаленный грунт. Несколько слитков залетели сквозь щели в разбитый громадный бункер газовой емкости и перекатывались там, точно капли ртути. Да, металл на этой планете мог иметь только жидкую форму, и меня спасало только то, что «Геката» сделана из устойчивых сплавов и металлокерамики.

- Выставь как следует нос! - наседал Фукс.- А то зальешь там все!

Фукс волновался, и его можно понять. Он чувствовал, что ничем не может помочь мне с мостика, кроме как добрым советом, приправленным матерщиной. Созерцая мои беспомощные попытки и представляя при этом, как сам лихо бы все устроил.

Представляю, как у него скакнуло давление во время моей навигации. А также потом, когда я носился кругами над местом катастрофы, унавоживая его расплавленным металлом.

Может, оттуда и странные линии на обломках, подумал я, но, бросив взор вниз, моментально понял, что это не так. Линии больше напоминали какой-то узор - словно нанесены легкой рукой художника, стремительно и изящно. Тонкие и, главным образом, прямые, они тянулись и вдоль, и поперек. Обливаясь потом, я сажал корабль. Пот градом катился со лба, и я уже пожалел, что у меня не густые черные брови, как у Фукса, или хотя бы такие тонкие и прямые, как у Маргарет, чтобы отводить со лба ручейки пота, струившиеся в глаза. Вентилятор работал на полную мощность, но это слабо помогало. Задерживаться здесь нельзя, за час организм будет окончательно обезвожен.

Итак, я опускал «Гекату» все ниже и ниже. И тут увидел такое, отчего у меня выкатились и полезли на лоб глаза.

Одна из линий, о которых я говорил и о которых спорили мы с Фуксом, стала двигаться.