Так и будет, всякий раз думала Яна, выцеживая из себя «четвертую сторонку», как последние капли сока из пустого пакета.

Когда Гарри наконец-то воспылал чем-то, отдаленно напоминавшим страсть, и несчастные тринадцать строчек были почти дописаны (оставалось две или три), из академии вернулся Мишка, сын Ольги и Стасика Половцевых.

Мишка жил в отдельной комнате, но частенько заглядывал к матери, особенно в последнее время, после Яниного «переезда». Яне нравился этот волосатый сероглазый оболтус, который до сих пор ей выкал, хотя отношения у них сложились приятельские и двенадцатилетняя разница в возрасте игнорировалась обоими.

Ольга выскочила замуж совсем молоденькой, в девятнадцать, – с Яной они познакомились значительно позже, – и Мишка родился у мамы, которая сама еще, по сути, была ребенком. Оказавшись не подготовленной к таким переменам в жизни, Ольга не очень-то переживала по поводу Мишкиного воспитания, но, несмотря на это, Мишка производил впечатление вполне воспитанного и неглупого молодого человека с подчас резкими, странными, но своими суждениями о жизни. Мишка слушал русский рок, почитывал Эдгара По, Ницше, пописывал вирши, пил пиво и испытывал неодолимое влечение к ночевкам в областных лесах, куда отправлялся каждый месяц. Ольгу не очень-то радовало это пристрастие сына, поэтому она под эгидой уборки в его комнате частенько припрятывала его пенки, палатки, налобники и прочие походные принадлежности у себя в шкафу.

– Здрасте, теть Ян, – кивнул он Яне, которая уже в пятый раз сменила позу и теперь согнулась над ноутбуком, как ведьма над чаном с колдовским варевом.

– Р-р-р… – подняв голову, прорычала Яна. Если бы Гарри и впрямь существовал, ему бы пришлось несладко. Стоило бедняге затащить в постель женщину и воспылать к ней страстью, как его тут же выдергивали оттуда в самый пикантный момент. – Ну какая я тебе тетя? А, Мишка? Мне же всего тридцать три, а тебе уже двадцать один. Тетя Яна… Стыдно, молодой человек, стыдно…

– Привычка, – беззаботно развел руками Мишка, – ну хотите, буду называть вас Яся, как мама.

– И без «вы»?

– И без «вы», – вылупив на Яну честные серые глаза, кивнул Мишка. – А вы, то есть ты работаешь?

– Пытаюсь, – улыбнулась Яна, скорбно взглянув на недописанную «четвертую сторонку». – Сроки горят, аж пятки жжет… Ничего не успеваю.

– Я вам… тебе мешать не буду, – утешил ее Мишка, открывая дверцу шкафа. – Сейчас только пенку у матушки заберу и уйду.

– Спасибо, – кивнула Яна.

– А это какой? – кивнул на ноутбук Мишка.

– Что – какой? – прищурилась Яна.

– Роман… По счету…

– Не помню… – пожала плечами Яна. – Раньше считала, а после тридцати сбилась. Наверное, тридцать пять… А может, и тридцать восемь… Не помню…

– Ничего себе… – с благоговейным придыханием произнес Мишка. – И как это вы… то есть ты их так?

– Сама не знаю. По привычке. Графомания вообще – болезнь. Как начнешь, так и не остановишься, – пошутила Яна.

У кого-то ее трудоспособность вызывала восхищение, у кого-то недоумение и скептическую усмешку. Конечно, Лев Толстой не написал бы «Войну и мир» за две недели… И об этом говорят даже те, кто не читал «Войну и мир» Льва Толстого. Но Яна уже давно ни на что не претендовала. Она просто работала и делала это тем способом, который давался ей лучше всего.