– Полюбуйтесь. Это письмо Либерт отправил с дипломатической почтой своей матери в Петербург. Представьте себе, сделал это он за день до той даты, которую я только что упомянул. Либерт писал ей регулярно. Один раз в месяц. По первым числам. А это письмо выбивается из ряда. Оно написано пятнадцатого.

Князь встал с кресла и взял бумагу для прочтения.

– Это копия, переписанная в «чёрном кабинете», так что не обращайте на почерк внимания. Это не рука Либерта. Хотя кому я это рассказываю… – Впервые за сегодняшний день сухощавое лицо Гирса тронула лёгкая улыбка.

Если бы не последняя фраза министра, князь, вполне возможно, и затаил бы обиду. Ему ли не знать, как устроена секретная часть министерства иностранных дел, которую по привычке называли «чёрный кабинет». Криптографы и перлюстраторы ежедневно обрабатывали горы корреспонденции. Эти неприметные и серые клерки ежедневно расшифровывали дипломатические донесения, искусно вскрывали, а затем запечатывали любую корреспонденцию, превращали любую депешу из министерства в набор цифр, хранили тайны раскрытых кодов иностранных дипломатических миссий, имели в своих сейфах десятки копий печатей. «Чёрный кабинет» снабжал тайной информацией министра иностранных дел и лично государя. Конечно, и копия печати нашего посольства в Вене тоже хранилась в несгораемом сейфе перлюстраторов, но для чего им вскрывать личное письмо чиновника своей матери? Вот о чём сейчас озаботился князь. Не доверяли? Подозревали в измене?

– Именно из за лаконичности отчётов Либерта был отдан приказ на вскрытие его личной корреспонденции… – Гирс будто прочёл мысли князя и тут же посчитал нужным вставить это уточнение.

Опустив подробности венской погоды, восхищение постановками оперы и описание последних европейских мод, князь остановил свой взгляд на последних абзацах:

Искренне надеюсь, матушка, что все мои усилия по службе принесут в ближайшие дни достойные плоды. Такие, которыми покойный папа́ был бы, несомненно, не то что доволен, но, я думаю, даже восхищён. В бытность его на службе он не добивался таких успехов, но винить его в этом не имею права. Дипломатия за те десятилетия, что он отошёл от дел, стала изощрённей, хитрей и славится теперь не традициями слов чести, но коварством и чередой предательств.

Волей случая, похоже, мне посчастливилось