— Янчику, ты на меня очень сердишься?

— За что?

— Да я сама удивляюсь, что это на меня нашло… Я ж все понимаю, Янчику… И мне с тобой так хорошо, так хорошо…

— Ну, вот и прекрасно, — с облегчением вздохнул Ян. — А удивляться тут нечему. Такое напряжение, я и сам едва выдержал…

— Правда? — Тереза закрутилась, стараясь повернуться лицом к нему.

— Да говорю ж, правда. Спи, любимая, нам отдохнуть надо…

— Так я сплю, Янчику… — и Тереза, ловко вывернувшись, ласково поцеловала поручика в щеку…

Откинувшись на кожаные подушки сиденья, старый граф Текели недовольно щурился на окружающий мир. Его коляска, не спеша, катилась по ночному проселку, покрытому еще влажной пылью, и ее мерное покачивание заставляло дремлющего графа то клевать носом, то снова открывать глаза.

После очередного клевка Текели, как петух, подбрасывал голову и с показной бодростью начинал оглядываться, в то время как гайдуки, сопровождавшие графа, молча подпрыгивали в седлах и в отличие от хозяина вовсе не смотрели по сторонам. Для них утренний объезд именья давно стал обычной и, пожалуй, надоевшей, обязанностью.

Неожиданно полуопущенные веки графа подпрыгнули вверх, и он, в первый момент не поверив своим глазам, протер их пальцами. Однако видение не исчезло, а наоборот, приобрело еще больше четкости, от чего в глазах графа блеснули похотливые огоньки — возле недалекой скирды потягивалась на утреннем солнце стройная, да к тому же и обнаженная женщина.

Рука графа сразу вытянулась, и тонкий, дрожащий палец властно показал на притягательную фигурку.

— Гей! Сюда ее!

Гайдуки враз встрепенулись и, радостно гикая, прямиком поскакали к скирде. Уже через минуту они повернули обратно, гоня перед собой полураздетого парня и совсем голую девушку. Тем временем Терезе и Яну, оказавшимся в столь пикантном положении, было совсем не до смеха. Вконец перепуганная Тереза бежала первой, прикрываясь платьем, которое она успела схватить, прежде чем регочущие гайдуки начали теснить ее своими конями, в то время как Ян, сумевший натянуть штаны, то пытался остановить Терезу, то наоборот, кидался с руганью на гайдуков, одновременно пробуя натянуть рубаху.

Наконец поручик справился с рукавами, но в тот момент один из гайдуков, рассерженный его бранью, конем сбил Тешевского с ног. Разъяренный поручик мгновенно вскочил, вцепился в луку седла и, высоко вскинув ноги, охватил ими шею гайдука. В следующий момент он сбросил обидчика с коня. Тяжело хлопнувшись на землю, гайдук испуганно закрутил придавленной шеей.

Увидев это, один из его товарищей потянул саблю из ножен, но поручик подскочил к упавшему, рванул с него перевязь и уже вооруженным схватил коня угрожавшего ему гайдука за недоуздок. Гайдук зло замахнулся саблей, однако поручик, укрывшись за конской шеей, ловко отбил удар.

Граф, восхищенно следивший за всем этим, внезапно вскочил и громко выкрикнул:

— С коня, Миклош! В позицию! — одновременно он жестом приказал другим гайдукам не вмешиваться.

Миклош послушно спрыгнул с седла и, выставив перед собой саблю, двинулся на Тешевского. В свою очередь, поручик выпустил недоуздок и, выжидая, закружил вокруг готового к нападению противника.

Гайдук сделал выпад первым. Клинки противников на какой-то момент скрестились, и сабля Миклоша неожиданно вырвалась из его руки. Отлетев на добрую сажень, она воткнулась в землю. Огорошенный гайдук растерянно посмотрел на хозяина, но граф уже не обращал на него внимания. Наоборот, он восхищенно зацокал языком и с доброжелательной усмешкой обратился к поручику:

— Назовитесь, пожалуйста…

— Граф Мацей Сеньковский! — поручик отсалютовал саблей.