— Теперь мы опять пойдем на рыси. Не забывайте приподниматься в стременах, почувствуйте ритм лошади под собой.

— Не сдам-ся, не сдам-ся, — отчаянно бормотала она в такт тому, как с размаху шлепалась о седло. Ритм? Ох-х! Не сдам-ся!

Солнце уже опускалось на западе во всем своем багряном великолепии, когда Стив смилостивился:

— Теперь мы шагом вернемся в загон. С Джинго достаточно. Вообще, пора дать коням немного охладиться, прежде чем поить, когда они такие взмыленные.

Не сдам-ся, не сдам-ся, нет, нет, нет!

Они поехали шагом. В загоне Стив одним плавным движением соскользнул с седла, перекинул поводья через перекладину ограды и подошел к Лу. Методично он отстегнул повод, быстро и аккуратно смотал его и повесил на металлический крючок на своем седле. Потом снова вернулся к ней:

— А теперь слезайте.

Лу осунулась и побледнела. Ладони покрылись волдырями, бедра болели, натертые прокладками седла. Она осторожно слезла с лошади, и, когда ноги коснулись земли, девушке показалось, что она распилена на части и лишилась тела, что она превратилась в пигмея ростом в метр, не более. Лу покачнулась, и тут же крепкие руки обхватили и удержали ее. Стив прижал ее лицо к своей пропитанной потом рубашке цвета хаки. Потом убрал пряди волос, прилипшие к ее влажному лбу, и нежно приподнял ее подбородок. Несколько мгновений Стив смотрел на нее сверху вниз. В его взгляде читались нежность и что-то еще, чему не так просто найти название.

— Вы оказались на высоте, мисс Стейси, — произнес он ласково.

Дорога до дома показалась ей страшно длинной. Колени подгибались, шаги были неровными и забавно-мелкими. И пришлось сделать очень много этих шагов, чтобы преодолеть расстояние от загонов до задней двери дома. Лу вошла в кухню, следом за ней — Стив. Марни закручивала край пирога. Она взглянула в их сторону, и лицо ее смягчилось при виде запачканных грязью зеленых брюк, смятой рубашки, мокрого лба и дрожащих губ.

— Иди полежи в горячей ванне, — ласково посоветовала она. — Усталость как рукой снимет. Первый раз всегда тяжело. По крайней мере, так было со мной. — Марни улыбнулась своим воспоминаниям и, вырезав из теста листочек, ловко прикрепила его на верх пирога. — Помню, когда ветер принес этот злосчастный листок бумаги и лошадь встала на дыбы…

Лу ушла, не дослушав.

За чаем в тот вечер все тактично избегали разговора о верховой езде. Лу украдкой поглядывала на своего мучителя. Она уловила дивный запах лосьона после бритья и табака и позавидовала небрежной ловкости и непринужденной грации его движений. Она-то была уверена, что окружающим слышно, как скрипят ее суставы, когда она осторожно садилась на свое место и сморщилась, осторожно расслабляясь на кожаном сиденье.

И все же Лу не удалось спокойно отсидеться. Конечно же разговор завели Бант и Энди.

— Ты сегодня что-то очень тихая, Лу, — как бы невзначай упрекнул ее Энди. — Ты хорошо прокатилась?

— Ах да. Как прошел урок? — В голосе Банта послышались озорные нотки. — Сегодня вечером Джинго был какой-то слишком замученный, по-моему. И я заметил, что из зеленой банки в ванной исчезла почти вся мазь от ушибов.

Стивен Брайент огрызнулся:

— Заткнитесь, вы двое!

А Лу неожиданно заулыбалась, демонстрируя симпатичные ямочки на щеках:

— Это, наверное, Энди всю ее истратил на свой старый вывих. Футбольные страсти дают о себе знать. Мне такие лекарства не нужны. Я чудесно провела день, спасибо. А если Джинго и кажется чуть потрепанным, то лишь потому, что он совершенно не приспособлен к моим отважным скоростям. — И она любезно добавила, как бы подводя черту: — В следующий раз, когда поедете собирать скот, я помогу вам сбивать гурты.