– Как вам удается сказать женщине то, что она желает услышать, и при этом не оказаться лгуном? – поинтересовалась Рианнон. В ее голосе не чувствовалось насмешки. Она казалась искренне заинтересованной в разрешении такого парадокса.

– В глубине души каждая женщина сознает свою красоту. В любой женщине всегда есть что нибудь привлекательное, если только зло безнадежно не разъело ее душу. Самая некрасивая может иметь приятную улыбку, бархатную кожу или ласковый голос. Женщины – вовсе не дуры. Может показаться, что им нравится ложная лесть, но если вы похвалите то, что действительно прекрасно в них, вы поразите их прямо в сердце.

Улыбка исчезла с лица Рианнон, а презрение – из ее глаз. Не мигая, она пристально смотрела на Саймона, затем слегка передернула плечами.

– Вы очень опасный человек. Очень. Мне не следовало бы что либо говорить вам.

– Вы боитесь? – В глазах Саймона сверкнул вызов.

– Да.

Саймон рассмеялся.

– Ваш отец только что сказал мне, что я не должен приближаться к вам, если не хочу обжечься. В ответ на это я попросил у него вашей руки.

– Нет! – вскричал Граффидд. В течение всего этого времени он слушал их со все возрастающей злостью, и, наконец, его прорвало. – Моя сестра не будет продана англичанину. Я отдам ее подходящему человеку в Уэльсе, когда я…

– Я никому и никогда не буду продана, – резко прервала Рианнон. – Я выйду замуж там, где пожелаю, когда пожелаю и если пожелаю. Ты не имеешь права отдавать меня никому, ведь я не принадлежу тебе, Граффидд!.. Не глупи, – смягчилась она и нежно прикоснулась к плечу брата. – Ты путаешь разные вещи! Не все кимры  являют образец добродетели, равно как и не все саксонцы – олицетворение зла.

– Возможно, не все валлийцы – само совершенство, – сердито заметил Граффидд, – но я все же предпочитаю жить среди подобных мне. Я говорю, что моя сестра не пойдет за чужака…

– Какой же ты дурак! – в сердцах проговорила Рианнон и коснулась пальцами руки Саймона. – Пойдемте, он сегодня раздражен.

– Извините, – сказал Саймон, когда они немного отошли. – Я не собирался затевать ссору с вашим братом. И, надеюсь, вы не поймете меня превратно. Ваш отец не продавал и не отдавал вас. Он лишь согласился, чтобы я с его благословения попытал счастья в отношении вас, но вы ведь считаетесь лишь со своим собственным мнением, и он не имеет власти над вами.

Слабый румянец удовлетворения проступил на прозрачной коже лица Рианнон и тут же исчез. Она подняла голову, и ее зеленые глаза смело встретили взгляд Саймона.

– О, вы умны! – воскликнула она. – Вы сущий дьявол, пытающийся заглянуть в мою душу!

– Я еще ничего не успел увидеть… – притворно огорченно возразил Саймон, хотя, в отличие от большинства других мужчин, Саймон был хорошо знаком с женщинами, неистово отстаивающими свою независимость, и поэтому он понимал их. – Я лишь повторил сказанное вашим отцом… Он также предостерег, что вы доставите мне одни огорчения. Но я не боюсь. Невозможно познать радость, не испытав печали. А в вас я разглядел такую надежду на радость, какой никогда не знал.

– Не сомневаюсь, что вы видите такую же надежду в каждой женщине, которой домогаетесь, – заметила Рианнон, и насмешка снова появилась в ее глазах. – Сказать, что вы надеетесь, не значит солгать. Всякий раз вам лишь нужно признавать, что ваша надежда не осуществилась.

– Я вижу, что кто то настроил вас против меня, – вздохнул Саймон.