— Просто задумалась. А вы застали меня врасплох. Я вам нужна, господин шевалье? К вашим услугам.
«Как бы я хотел служить ей!» — подумал Жиль, взволнованный звучанием нежного голоска, и, мгновенно забыв о цели своего визита, пожирал глазами прелестное создание. «Все бы отдал, только бы сжать ее хоть на миг в объятиях, поцеловать нежные губки, прекрасные глаза встревоженной лани. Я готов упасть перед ней на колени, а должен спрашивать, хочет ли она лечь в постель с клерком нотариуса. Что за глупость!»
Девушка все ждала ответа, с удивлением глядя на него, и Жиль успокоил ее улыбкой.
— Я не вправе давать вам никаких распоряжений, Мадалена, а сюда к вам пришел задать один вопрос. Только сначала сядьте. Я хочу немного с вами поговорить…
— Говорить со мной, темной крестьянкой, да о чем. Господи?
— О чем-то очень важном. О вас.
— Обо мне? Но…
Турнемин увидел, как разволновалась девушка, взял ее за руку и мягко заставил присесть на табурет. Потом, выпустив ладонь Мадалены, которую ему так хотелось задержать в своих руках, он уселся сам на край стола для глажки.
— Не пугайтесь. Я не сделаю вам ничего плохого, совсем напротив, но прежде чем приступить к делу, которое, собственно, привело меня сюда, хочу сказать, что желаю вам только счастья.
Такое предисловие не только не успокоило, но, казалось, наоборот, еще больше взволновало девушку.
— Вы желаете мне счастья? Но я здесь вполне счастлива…
— Хотите сказать, что вам нравится в Америке?
— Да, пожалуй. Очень красивая страна, и люди здесь любезные. А чернокожие такие услужливые, такие кроткие…
— Все так. Но они всего лишь рабы. Значит, нам нравится Америка и… американцы?
— Ну да… Почему вы об этом спрашиваете, господин шевалье?
— Прекратите меня так называть. В Америке дворянские титулы ничего не значат. Обращайтесь ко мне, как ваш брат: господин Жиль, — нервно оборвал ее молодой человек.
— О нет! Я никогда не осмелюсь! — воскликнула Мадалена.
Она порозовела, а глаза ее засверкали, как звезды. От ее красоты сердце у Жиля зашлось, и он решил перейти к делу. Если он немедленно не прекратит ходить вокруг да около, то не сможет противостоять безумному желанию заключить ее в объятия, и жизнь станет вовсе невыносимой.
— Мадалена, — сказал он резко, — что вы думаете о Неде Биллинге?
Синие звезды померкли. Мадалена опустила голову, машинально взяла пяльцы, словно хотела завершить на этом разговор, но не ответить она не посмела.
— Почему вы меня об этом спрашиваете? — прошептала она, не отрывая глаз от работы.
— Потому что он хочет взять вас в жены. Что я должен ему ответить?
Глаза цвета летней ночи вдруг широко распахнулись, с изумлением и ужасом.
— И вы взяли на себя труд задавать мне подобные вопросы?
Жиль не стал разбираться, отчего в голосе девушки прозвучали гневные и возмущенные нотки, боясь, что найдет для себя слишком обнадеживающий ответ.
— А почему не я? — ласково спросил он. — Ваш брат утверждает, что вы не решитесь дать ответ без моего согласия. Вот я и подумал, что так будет проще: вы можете полагаться в своем решении только на себя.
— То есть, если я согласна, то все: и вы, и мама, и Пьер — тоже возражать не будете?
— Вот именно… но при одном условии — если вы сами желаете этого замужества. Я хочу, чтобы вы поняли, Мадалена: вы свободны, абсолютно свободны в выборе и можете распоряжаться своей жизнью по своему усмотрению. Вы не обязаны следовать за моей семьей. |