– …не товарный, – язвила Нора, – Левушка не нефть, чтобы катить из Горска в цистерне!

– Левушка? Это кто? – разинул я рот.

Внезапно в глазах Норы потух боевой огонек.

– У меня есть подруга, – сообщила она, – Варвара Гладилина, мы учились в одном классе. Варька потом вышла замуж за военного, помоталась по стране и осела в Горске, родила дочь, замуж выдала, у нее теперь есть внук, Левушка. Понимаешь?

– Пока да, – кивнул я.

– Марина, мать Левы, – продолжала Нора, – второй раз вышла замуж за испанца, живет в Барселоне. Лева сначала уехал с матерью, но потом вернулся в Горск. Варька подробностей не сообщала, но я предполагаю, что прижимистый идальго просто не захотел сажать себе на шею еще и пасынка.

– Лева совсем малыш?

– Нет, – хмыкнула Нора, – четверть века отметил. Маринка, на радость матери, сделала ее бабкой, будучи еще первокурсницей. В общем, детали тебе неинтересны, важна суть, а она такова: Варвара уезжает к Марине, надумала погостить там до Нового года, а Левушка перебирается к нам.

– Зачем?

– Хороший вопрос. Он хочет заняться охотой на медведей, – не меняя выражения лица, заявила Элеонора.

Я не успел удивиться, потому что хозяйка схватила со стола лист бумаги и, нацарапав на нем пару строк, протянула мне.

– Вот, Курский вокзал, время прибытия, номер вагона, купе и место. Давай рысью за Левой.

– Есть, – кивнул я, – уже в пути.

Наверное, у незнакомого мне Льва был крайне ответственный ангел‑хранитель, потому что я самым загадочным образом не попал ни в одну пробку и доехал до вокзала за четверть часа. По идее путь должен был занять кучу времени, я мог опоздать, а Леве предстояло тосковать на платформе в обнимку с чемоданом, но получилось по‑иному.

Слегка запыхавшись, я ступил на перрон под бойкий вопль радио:

– Поезд из Горска номер мняняняцать прибывает на мняняняцатый путь.

Интересно, где вокзальное начальство находит женщин, умеющих ловко «проглатывать» номера поездов и не способных четко сообщить о пути их прибытия? Может, в Москве существует специальный колледж, выпускающий бубнильщиков?

Лязгнули колеса, из‑под поезда понеслось шипение, крашеные блондинки в темно‑синей форме открыли двери вагонов, на платформу начали выходить помятые пассажиры. Вот еще одна загадка: ну почему российский гражданин надевает в дорогу немыслимое тряпье? Где люди берут эти невероятные спортивные костюмы с отвисшими брюками, застиранные майки и стоптанные до неприличия тапки? Лично мне кажется, что традиция путешествовать в вагоне, напялив на себя лохмотья, восходит к первой половине двадцатого века. Боюсь ошибиться, но паровозы тогда вроде топили углем, черный дым проникал в вагоны, коптил людей, да и купе стоило неимоверных денег, простой люд ехал вповалку в тесноте. В этих обстоятельствах плохая одежонка являлась необходимостью. Но сейчас, когда даже в плацкартных вагонах у каждого имеется отдельная полка, зачем облачаться в жуткие хламиды? Из Горска в Москву всего ночь пути.

Я молча смотрел на людей, вытаскивающих узлы, коробки, сумки и отчаянно ревущих детей. Наконец, поток пассажиров иссяк, никого, даже отдаленно похожего на Леву, не обнаружилось.

Я еще раз изучил бумажку, данную мне Норой. Вагон номер пятнадцать. Все верно. Место десятое. Надо зайти в купе, скорей всего Лев остался сидеть в вагоне, чтобы случайно не разминуться со встречающим. Я уже хотел взяться за поручни, но тут из двери выглянула растрепанная голова молодого человека. Белокурые волосы стояли дыбом, на курносом носу криво сидела идиотская круглая пластиковая оправа со слегка затемненными стеклами, в правом ухе покачивалась здоровенная золотая «цыганская» серьга, а левое украшало множество мелких серебряных колечек.