Дул резкий, холодный ветер. Моргейна ускорила шаг, радуясь плащу, пусть даже прохудившемуся и изорванному. Солнце стояло высоко, и молодая женщина уже подумывала, а не присесть ли на обочине и не доесть ли холодную курицу, когда на дороге послышался цокот копыт. Всадник явно нагонял ее.

Первой ее мыслью было продолжать путь: у нее – свои дела, она имеет такое же право на эту дорогу, как и любой другой путешественник. Но, вспомнив о разграбленном подворье, Моргейна сочла за лучшее сойти на обочину и спрятаться за кустом. Неизвестно, что за народ ныне разъезжает по свету; Артур так занят, во имя мира сражаясь с саксами, что некогда ему обеспечивать мир в сельской местности и охранять дороги. Если путник покажется безобидным, она, пожалуй, выспросит у него новости; если нет, так она затаится и подождет, чтобы тот проехал. Всадник ехал один, кутаясь в серый плащ, верхом на высокой тощей кобыле. Ни слуги, ни вьючной скотины с ним не было. А за спиною у него – огромный вьюк; нет, вовсе нет, это он так сгорбился… и тут Моргейна узнала, кто это, и выступила из укрытия.

– Кевин Арфист! – воскликнула она.

Всадник натянул поводья; хорошо выдрессированная лошадь не встала на дыбы и не подалась в сторону. Недовольно нахмурившись, Кевин глянул на странницу сверху вниз; рот его растянулся в недоброй ухмылке – или просто все дело в шрамах?

– Женщина, мне нечего тебе дать… – Кевин прервался на полуслове. – Богиня! Да это же леди Моргейна – что ты здесь делаешь, госпожа? В прошлом году я слышал, будто ты жила в Тинтагеле с матерью вплоть до ее смерти, но Верховная королева съездила в южные края на похороны и, вернувшись, сказала, что нет, тебя там не видели…

Моргейна пошатнулась, оперлась о палку, чтобы не упасть.

– Моя мать – умерла? Я не знала…

Кевин спешился, прислонившись к кобыле, извлек посох и уперся в землю покрепче, чтобы не потерять равновесия.

– Присядь, госпожа, – неужто ты ничего не слышала? Во имя Богини, где ж ты была? Известили даже Вивиану на Авалоне, да только она слишком одряхлела и ослабла, чтобы пускаться в путешествие столь далекое.

«Там, где была я, – думала про себя Моргейна, – я ничего не слышала. Может статься, я видела лицо Игрейны в лесном озере, она звала меня, пыталась что‑то сказать, а я так ничего и не узнала». Сердце ее сжалось от боли; как же далеко разошлись они с Игрейной; они расстались, когда, одиннадцатилетней девочкой ее отправили на Авалон… и все‑таки она изнывала от муки и горя, словно вновь превратившись в малютку, что рыдала, покидая материнский дом. «Ох, мамочка моя, а я‑то ничего не знала…» Моргейна сидела на обочине, и по лицу ее текли слезы.

– Как Она умерла? Ты не слыхал?

– Сдается мне, сердце; это случилось весной, год тому назад. Поверь мне, Моргейна, ничего нехорошего на этот счет я не слышал; все произошло естественным образом, и вполне ожидаемым – в ее‑то годы.

Мгновение Моргейна не в силах была выговорить ни слова: голос ее не слушался. А вместе с горем пришел и ужас: значит, она прожила вне мира куда дольше, чем ей представлялось…» Весной, год тому назад «, – сказал Кевин. Выходит, с тех пор, как она в волшебной стране, минула не одна весна! Ибо тем летом, когда Моргейна покинула Артуров двор, Игрейне даже не недужилось! Стало быть, пробыла она вдали от людей не несколько месяцев, а годы и годы!

И удастся ли ей выведать у Кевина все, что произошло за это время, не выдав при этом, где она была?

– Моргейна, у меня в переметных сумах есть вино… я бы охотно угостил тебя, вот только достать флягу тебе придется самой… даже в лучшие дни хожу я с трудом.