Я предлагаю только одно… небольшая тактическая двусмысленность позволила бы нам сильно продвинуться в…
— Тактическая двусмысленность? Чарли. Так вот какого мнения вы держитесь на мой счет?
— Нет, сэр. И никогда не держался.
— Я благодарен вам за то, что вы для меня делаете, Чарли. Правда. Я понимаю, это очень необычная кампания.
— Выйдя на сцену, вы должны подойти друг к другу, встретиться в самой ее середке, обменяться рукопожатиями и разойтись по своим трибункам. Мы уже дали ясно понять его людям, что объятия и хлопки по спине для нас нежелательны, однако я им не доверяю. Поэтому, когда будете пожимать ему руку, постарайтесь сделать так, чтобы он не смог дотянуться до вашего плеча.
— А может, мне поцеловать его? — сказал президент. — В губы. Наши языки растают, встретившись друг с другом, наши тела соприкоснутся, сольются в единое целое, воспаряя…
Чарли вытаращил глаза.
— Я прочитал это в одной книжке, когда мне было пятнадцать лет, — пояснил президент Вандердамп. — В шпионском романе. Не из лучших. Однако в то время это описание показалось мне самым сексуальным и эротичным, какое только можно себе представить. А сейчас, господи боже, невозможно включить телевизор и не увидеть при этом переплетенные тела. Я люблю нашу страну, Чарли, но мне тревожно за нее. То, что видят теперь молодые люди… Ну ладно, — улыбнулся он. — Я постараюсь воздержаться от проявлений безумной, страстной любви к президенту Любштилю.
— Сэр?
— Да?
— Если честно, в этой кампании все идет как-то через задницу. Я ничего не могу в ней понять. Но, чем бы она ни закончилась, я хочу сказать, что работать с вами — большая честь. Вы порядочный человек.
— Спасибо, Чарли, — улыбнулся президент. — Если меня все-таки изберут, что маловероятно, я обращу это в лозунг моего правления. «Порядочный человек».
Один из его помощников отворил дверь:
— Можно начинать, господин президент.
Президент Вандердамп встал, застегнул пиджак, поправил галстук.
— К бою готов. Так полагалось рапортовать в военном флоте. Конечно, то были всего лишь учения, но у меня от этих слов всегда мурашки бежали по коже. «К бою готов»…
— Да, и еще…
— Мм?
— Насчет «Нимица». Может быть, лучше избегать…
— Так точно, Чарли, — сказал президент.
— Я знала, что все закончится десертом, — сказала Пеппер. — Человек не может жить на одних entrée.
Разговор происходил в отеле. В хорошем, но стоящем в изрядном удалении от Туманного дна. Пеппер, размер личного капитала которой раз в двадцать превышал размер Декланова, забронировала номер с помощью своей кредитной карточки. В отеле они появились по отдельности, с промежутком в полчаса, чтобы никто не увидел их вместе. Для такого рода скрытности имелась веская причина: фотографы, вдохновленные статейкой об их уютном обеде в «Силе прецедента», установили дежурство у квартиры Деклана в Калораме и у Пепперовой, на Коннектикут-авеню, неподалеку от зоопарка, надеясь заснять их выходящими ранним утром — может быть, держащимися за ручки или прихлебывающими из одной чашки пенистый капучино.
— Тебе все это кажется… нечистым? — спросила Пеппер.
— Точное слово я подобрать не могу, — ответил Деклан. — Однако ощущение странное.
— И у меня тоже. Ладно, может, достанем наши большие судейские блокноты и проанализируем его?
— Дело не в том, что мне не хочется быть здесь, — сказал, глядя в окно, Деклан. |