Для Вернадского не было сомнений: необходимо в первую очередь уважать человеческую личность, ее право на свободу, счастье. Он не умел проходить мимо страданий людей, углубляясь в свои переживания и в науку.

«Нельзя мысль отвлекать исключительно в сторону личных, мелких делишек, когда кругом стоят густою стеной великие идеалы, когда кругом столько поля для мысли среди гармоничного, широкого, красивого, когда кругом идет гибель, идет борьба за то, что сознательно сочла своим и дорогим наша личность».

… Многие юноши увлекаются высокими идеалами, желают прожить жизнь честно, красиво, интересно. Особенность Вернадского в том, что у него хватило духовных сил для выполнения своей жизненной программы.

Французский писатель Жюль Ренар, родившийся на год позже Вернадского, писал о себе: «Из тебя ничего не выйдет. Что бы ты ни делал, из тебя ничего не выйдет… Ты работаешь каждый день. Ты принимаешь жизнь всерьез. Ты пламенно веришь в искусство… Но из тебя ничего не выйдет. Тебе не приходится думать ни о деньгах, ни о хлебе. Ты свободен, и время тебе принадлежит. Тебе надо только хотеть. Но тебе не хватает силы».

Действительно, так: не хватает силы — и напрасно надеяться на великие достижения. «Талант — вопрос количества, — справедливо отметит Ренар. — Талант не в том, чтобы написать одну страницу, а в том, чтобы написать их триста… Самые мощные волы — это гении, те, что не покладая рук работают по восемнадцати часов в сутки».

И снова перед нами стена, за которой ничего не видно; во всю стену надпись: «Талант — это сила, мощь, работоспособность». Но откуда в конце концов берутся сила, мощь, талант?!

По странному совпадению в те же годы, что и Вернадский, примерно о том же — о собственной жизненной программе — писал Антон Павлович Чехов:

«Воспитанные люди должны удовлетворять следующим условиям:

1. Они уважают человеческую личность, всегда снисходительны мягки, вежливы, уступчивы… 2… Не лгут даже в пустяках… 3. Они не суетны… 4. Если имеют в себе талант, то уважают его; они жертвуют для него всем… 5. Они воспитывают в себе эстетику…

Им, особенно художникам, нужны свежесть, изящество, человечность…

… Тут нужны беспрерывные дневной и ночной труд, вечное чтение, штудировка, воля… Тут дорог каждый час».

Вообще Вернадский и Чехов — люди весьма разные — были очень похожи в главном: они ориентировались на сходные идеалы человеческой личности, «самосоздавая» себя в соответствии с этими идеалами.

Ни Чехов, ни Вернадский терпеть не могли выставлять себя напоказ и слушать юбилейно-хвалебные речи в свой адрес. На групповых фотографиях Чехов обычно остается на втором плане. То же можно сказать и о Вернадском. На одной из фотографий 20-х годов в центре торжественно сидят германские министры, а с краю скромно стоят Вернадский и Эйнштейн.

Чехов, как и Вернадский, обладал необычайной духовной силой, «Он в предсмертные месяцы, — писал Корней Чуковский, — наперекор своей страшной болезни снова и снова садится за стол и между приступами тошноты, кровохарканья, кашля, поноса пишет холодеющей, белой, как из гипса, рукой свою последнюю пьесу… и все же заканчивает работу в назначенный срок — побеждает свои немощи творчеством, — если бы мы видели Чехова только в эти предсмертные месяцы, мы и тогда убедились бы, что это — героически волевой человек».

Чехов посмеивался над своей смертельной болезнью. Вернадский спокойно и просто говорил о приближающемся конце своей жизни.