– Неожиданно накатывает усталость. Я снова жму на кнопку и, когда стекло опускается, командую: – Остановите у ресторана.
Краем глаза замечаю, как она кивает. От этого волосы падают ей на грудь, будто лаская. Я стискиваю зубы. То, что ей приходится давать добро на каждую мою просьбу, бесит. Да всё бесит по факту. Я думал, что будет легче.
Выходить в жару нет никакого желания. Но жрать реально хочется так, что начинает подташнивать. Тормозим прямо под огромной деревяной вывеской «У Мыколы». Хлопают дверцы. Аромат борща сбивает с ног, стоит только выйти из тачки. Я иду на него, как бурундук Рокки из древнего Диснеевского мультика на сы ы ыр р р. В какой то момент забываю даже о своей спутнице. О хороших манерах вспоминаю, лишь когда пальцы касаются прохладной ручки двери, ведущей внутрь. Пропускаю Евгению Александровну вперёд. Не знаю, что пахнет лучше. Или кто…
Девочка официантка выбегает из за стойки, радостно сверкая глазами, но её улыбка в значительной мере блекнет при виде меня. Может быть, она гадает, что связывает такую женщину и такого… мужчину. Остаётся лишь плотней сжимать зубы, чтобы её не одернуть. Ее любопытство понятно. Мы же в провинции.
– Нам бы столик у окна. И два меню.
– Да, конечно.
Два заламинированных листа, что спустя минуту ложатся на аутентичный рушник, покрывающий тяжелый деревяный стол, меню назвать можно если только с натяжкой.
– Мне борщ со сметаной, нарезку, жаркое… А компот с чем?
– Со свежими ягодами.
– Давайте. И водки, – заключаю, откладывая меню в сторону.
– Сколько водки то? – вздыхает девица.
– Графин.
– Хлеб нужен? Пампушки? У нас вкусные, с чесноком и зеленью.
– Обязательно, – включается в диалог Евгения. – Штук шесть, да? – это ко мне. – Я тоже буду борщ. А холодец у вас настоящий?
– Самый что ни есть.
– Тогда холодец с хреном.
Чёрт. Ей удаётся меня удивить. Смотрю на Евгению Александровну чуть дольше, чем это следовало, и вдруг натыкаюсь на такой же изучающий взгляд усевшихся чуть поодаль от нас охранников.
– А фамилия, Евгения Александровна, у тебя есть?
Наверное, до неё доходит, что сидеть в помещении в солнцезащитных очках не самая лучшая идея. Она не спеша их снимает и, не глядя на меня, отвечает:
– Конечно. Воскресенская.
И вот, наконец, она поворачивается и… Наверное, она и носит очки, потому как знает, насколько отталкивающим её взгляд кажется окружающим. Под ним вмиг становится неуютно, как под рентгеном. Обычно так смотрят понравившееся кино, но никак не на человека. Да и вообще они какие то ненормально большие. Её глаза… Подавив в себе желание отвернуться, бросаю:
– Воскресенская? Дочь самого Александра Николаевича?
– Александр Николаевич – мой отчим.
– Вот как? Тогда почему вы сами не возглавили этот проект?
– Потому что это слишком ответственное поручение.
– Неужто кто то сомневается в вашей компетентности?
Евгения крутит в руках солонку.
– Всё дело в возрасте. Считается, что я для этого слишком молода.
Так так, похоже, моя новоявленная заместительница намекает на мой возраст? Весело.
Приносят еду. Рублю борщец и исподтишка за ней наблюдаю. То, что она берёт ложку и начинает есть, становится для меня полной неожиданностью. Думал, побрезгует. Наливаю водку себе и, подумав, ей.
– Ну, за родителей?
Тоже думал – не станет пить… А она, чуть помедитировав над рюмкой, лихо опрокинула горькую вслед за мной.
– За родителей. Кстати! – щёлкает длинными пальцами. – Я же совсем забыла. Меня просили передать вам телефон. Вдруг вы захотите связаться… – Я резко вскидываю взгляд, мол, осторожно! Евгения кусает щёку и скомкано заканчивает: – Ну, я не знаю. |