|
Вдруг Геппель остановился, растерянно пошарил по животу и воскликнул: - Где часы? Часов с цепочкой уже и след простыл. Мальман спросил: - Сколько лет вы живете в Берлине, господин Геппель? - Да-а, - протянул Геппель и обратился к Дидериху: - Тридцать лет живу в этом городе, но такого со мной ни разу не случалось! - И все-таки с гордостью добавил: - Видите? В Нетциге таких происшествий не бывает. Вместо того чтобы идти в ресторан, пришлось отправиться в полицейский участок и заявить о пропаже. Агнес начала кашлять. Геппель вздрогнул и пробормотал: - Пожалуй, все мы очень устали. Он преувеличенно весело распрощался с Дидерихом. Тот, казалось, не заметил протянутой руки Агнес и неловким движением приподнял шляпу. Не успел Мальман оглянуться, как Дидерих с удивительным проворством вскочил в проходящий омнибус. Удрал! И каникулы уже начинаются! Он никого и ничего больше знать не желает! Дома он, правда, с шумом и треском пошвырял на пол толстые учебники химии и уже схватился за кофейник. Но где-то хлопнула дверь, и он быстро все подобрал. Потом тихо сел в угол дивана, опустил голову на руки и заплакал. Сначала все шло так прекрасно! А оказывается, он угодил в расставленные сети. Так делают все девушки. Завлекают только затем, чтобы поиздеваться над жертвой вместе со своим милым. Дидерих отлично понимал, что не ему тягаться с таким типом. Он мысленно поставил себя рядом с Мальманом. Нет, он не понял бы девушки, которая остановила бы выбор на нем, Дидерихе. "Что я возомнил о себе? - думал он. - Только дура могла бы в меня влюбиться". Он изнемогал от страха, как бы не явился мекленбуржец. "Да на что она мне сдалась! Унести бы только поскорее ноги!" Целые дни он сидел взаперти, каждый нерв у него дрожал от отчаянного напряжения. Получив деньги, он немедленно уехал. Мать не узнала своего Дидериха, она подвергла его ревнивому допросу. В такой короткий срок он из мальчика превратился в мужчину. - Да, вот что значит берлинская улица! *** Дидерих горячо поддержал мать, когда она потребовала, чтобы он перевелся в какой-нибудь маленький университетский городок и не возвращался более в Берлин. Отец же полагал, что тут есть и "за" и "против". Он подробно расспрашивал Дидериха о Геппелях. Видел ли он геппелевскую фабрику? Побывал ли у других деловых знакомых? Геслинг хотел, чтобы на каникулах Дидерих познакомился с производством бумаги на отцовской фабрике. - Годы мои уже не малые, а мой гранатный осколок уже давно так не беспокоил меня. Дидерих, когда только мог, старался улизнуть из дому. Он бродил по Геббельхенскому лесу или по берегу Руггского ручья, близ Гозе, и находил в природе отклик на свои чувства. Он научился этому. Впервые в жизни ему представилось, что холмы на горизонте как будто грустят, томятся великой тоской, что солнце - это солнце его любви, а дождь - слезы, которые небо проливает вместе с ним. Он много плакал теперь. Даже стихи пытался сочинять. Однажды, зайдя в аптеку, он увидел за прилавком своего школьного товарища Готлиба Горнунга. - Этим летом я изображаю из себя аптекаря, - сказал Горнунг. Он уже успел как-то по недосмотру отравиться, и его скрючило, как угря. Весь город об этом говорил! Но осенью он собирается в Берлин, чтобы, так сказать, теоретически подковаться в своем деле. А что, в Берлине, наверное, здорово интересно? Дидерих, воодушевленный сознанием своего превосходства, не жалея красок, стал расписывать свои берлинские похождения. Аптекарь пообещал: - Вдвоем с тобой мы перевернем весь Берлин. |
