Она стала избегать юношу, а через несколько дней заявила Тулси, что уходит из этого дома.
— Что тебе нужно? — не глядя на Аравинду, спросила девушка, резко обрывая цветок и растирая пальцами лепестки.
— Ничего. Просто гуляю по саду.
— Вот и гуляй! Сад большой.
Аравинда остановился напротив нее.
— Я искал тебя. Помнишь, я показал тебе танец? А ты мне ничего не показала.
Кири огрызнулась:
— Мне нечего тебе показывать!
— Если люди смотрят твои выступления и дают тебе деньги, значит, это чего-нибудь стоит!
— На самом деле я ничего не умею, — нахмурившись, призналась девушка.
— Не может быть! — искренне возразил Аравинда и добавил: — Хочешь, я тебя научу?
— Мужские танцы отличаются от женских.
— Знаю. Но я могу показать, как лучше владеть своим телом. И еще ты должна понять одну вещь: танец — это не ремесло, а твоя истинная жизнь.
Искушение было велико. К тому же в присутствии Аравинды Кири не ощущала никакой опасности. Он держался очень доброжелательно и просто.
— Я шудра, — сказала она на всякий случай.
— Вижу. И я шудра. Только не такой колючий, как ты.
Ее глаза вмиг стали похожими на раскаленные угли.
— Ты стал бы колючим, если бы изведал то, что изведала я!
— Что с тобой случилось?
— Тебе не понять, — отрезала Кири.
— Все мы живем в одном мире, а значит, нет ничего, что в конечном счете было бы ясно одному и непонятно другому!
— Мы с тобой живем в разных мирах, — с усмешкой промолвила Кири и, вскинув голову, заявила: — Когда я была еще совсем девчонкой, меня изнасиловали английские солдаты! Можешь ли ты представить, что это такое?!
И юноша неожиданно ответил:
— Могу. Когда я был мальчишкой, меня хотели сделать евнухом.
— Так ведь не сделали!
— Нет. Но я часто вспоминаю те минуты, когда меня привязывали к столбам и точили нож. А еще я представляю, что мне довелось бы пережить. Ужасная боль, унижение, проникающее в душу так глубоко, что его уже не вытравишь, и осознание, что ты никогда не сумеешь изменить того, что свершилось…
Кири замерла. На ее лице отразилось множество чувств, но она не промолвила ни слова. Аравинда терпеливо ждал. Когда девушка наконец пришла в себя, он как ни в чем не бывало спросил:
— Так мы будем заниматься?
С тех пор каждое утро они на два-три часа уединялись в одной из комнат дома Кайлаш. Что они там делали и о чем говорили, никто не знал, только порой оттуда выходила другая Кири, более мягкая, застенчивая, с горящими щеками и повеселевшим взглядом. Она очень смущалась, если ее кожи вдруг касалась горячая и гладкая кожа Аравинды, и старалась не смотреть в его чудесные глаза. Девушка удивилась бы, если бы узнала, что и он находит ее привлекательной — прежде всего, из-за искренности и прямоты, а еще, как ему казалось, удивительного бесстрашия перед жизнью.
Однажды, когда юноша попытался ее поцеловать, Кири не ударила его, не вынула нож, а сдавленно произнесла:
— Не надо! Я никогда не соглашусь принадлежать мужчине, даже если он прекрасен, как бог.
— Почему?
— Потому что я готова отдать себя лишь тому, кто захочет взять меня со всей честью, а это невозможно!
— Почему? — с искренним удивлением повторил Аравинда.
— Потому что я уже не девушка.
Он подошел к ней и заглянул в ее несчастные глаза с таким пониманием и лаской, на какие только был способен.
— Для меня ты — девушка. |