– Давай ложку, – вздохнула мать, – только все портишь.

Линкольн передал ей ложку и сел у стола, рядом с блюдом, на котором дымился свежий кукурузный хлеб.

– У нас тут один работал почтальоном, – начала мать. – Помнишь? Он еще открытки наши читал. И всегда этак многозначительно говорил: «Ваш знакомый, стало быть, хорошо в Южной Калифорнии отдыхает». Или там: «А я вот в Маунт-Рашморе никогда не был». На почте, наверное, все открытки читают. Ну все, кто на почте работает. Нудная у них работа. Но этот прямо гордился – так, что противно было. Он, видимо, и соседям раззвонил, что я подписываюсь «миссис».

– У нас не так, – ответил Линкольн и снова потер глаза. – Я читаю, только чтобы проверить, не нарушают ли они правила. Это не то, что я их дневники читаю или что-то в таком роде…

Мать не слушала.

– Есть хочешь? Похоже, да. Заморенным выглядишь, если уж правду говорить. Дай-ка тарелку.

Линкольн поднялся за тарелкой, передал ее матери, а та, вдруг цепко схватив его за запястье, спросила:

– Линкольн, а что это у тебя с руками?

– Ничего…

– А пальцы почему серые?

– В чернилах.

– В каких еще чернилах?

В «Курьере» повсюду были чернила. Серая пленка затягивала все, мойся не мойся. Серая пыль оседала на стенах, затянутых тканью, и на поглощающих шум потолочных плитках.

Ночные редакторы почти всегда хватали оттиски горячими, прямо со станков. Серые отпечатки пальцев испещряли клавиатуры и столы. Линкольну казалось, что они походят на кротов: серьезные такие люди в очках с толстыми линзами и серой кожей. «Это потому, что свет здесь такой», – думал Линкольн. На улице, при солнечном свете, он, наверное, их даже не узнает.

И они его, конечно, тоже не узнают. Линкольн почти не выходил из своего отдела информационных технологий – закутка под лестницей. Тысячу лет назад здесь была фотолаборатория, а теперь, при полном свете, среди компьютерных серверов, казалось, что сидишь внутри больной головы.

Линкольну нравилось, когда его вызывали наверх – перезагрузить компьютер или разобраться, почему вдруг принтер закапризничал. Новостной отдел был широкий, просторный, с окном вместо одной стены, и почти всегда там кто-нибудь да был. Ночные редакторы сидели допоздна, как и он. Они собирались в одном углу комнаты, там, где стоял ряд телевизоров. Две, совсем молодые и очень хорошенькие, всегда сидели вместе у принтера. Линкольн решил про себя, что можно быть и хорошенькой, и одновременно похожей на крота. Любопытно, когда те, что работают ночью, бегают на свидания – днем, что ли?

Кому: Дженнифер Скрибнер-Снайдер

Дата: Пятница, 20.08.1999, 10:38

Тема: Совсем не хочу спрашивать, только…

‹‹Дженнифер – Бет›› Не сорок недель. Сейчас, наверное, тридцать восемь.

‹‹Бет – Дженнифер›› Что же теперь, мы ни о чем другом говорить не можем?

‹‹Дженнифер – Бет›› Наоборот, нам очень нужно поговорить о чем-нибудь другом.