— Это не он…

Крепко сжимая руку Джейкоба и морщась от боли в бедре, Люсиль с трудом протискивалась сквозь толпу, собравшуюся перед церковью.

— Прошу прощения. Эй, Мэкон, как поживаешь? Простите. Извините. О, Вэнис, привет! Я не видела тебя веками. Как твои детки? Хорошо? Приятно это слышать. Аминь. Береги себя. Извините. Простите. Эй, там, подвиньтесь. Я прошу прощения.

В ответ на ее просьбы толпа расступалась в стороны, озадачивая Люсиль такой снисходительностью. Неужели в мире еще оставались приличия и манеры или люди просто относились к ней как к немощной старухе? Или, возможно, они поступали так из-за мальчика, который шел рядом с ней. Предполагалось, что этим вечером здесь не будет никого из «вернувшихся». Но Джейкоб был ее сыном, первым и последним. И ничто, и никто — даже смерть или ее внезапное отсутствие — не могли заставить Люсиль относиться к нему как-либо иначе.

Мать и сын нашли места на передней скамье рядом с Хелен Хейс. Посадив Джейкоба между ними, Люсиль настроилась на облако шепота, которое, будто утренний туман, накрывало собой все пространство.

— Как много людей, — сложив руки на груди и покачав головой, сказала она.

— Я давно уже не видела многих из них на воскресных службах, — ответила Хелен Хейс.

Почти все жители Аркадии и ближайших окрестностей были связаны друг с другом родственными отношениями. Например, Хелен и Люсиль являлись кузинами. Люсиль выделялась чертами, присущими семейству Дэниелсов: высокий рост, длинные руки и тонкие запястья, нос, создававший острую прямую линию под карими глазами. С другой стороны, Хелен состояла из округлостей, толстых запястий и широких скул на лунообразном лице. Только ее волосы, прямые и серебристые — хотя когда-то черные, как креозот, — доказывали, что обе женщины действительно имели родственные связи.

Хелен была пугающе бледной. Она говорила сквозь сжатые губы, что придавало ей серьезный и немного подавленный вид.

— Ты думаешь, что когда эти люди наконец пришли в церковь, они сделали это ради Господа? Нет! Иисус был первым, который вернулся из мертвых, но подобные факты не заботят язычников.

— Мама? — прошептал Джейкоб, все еще покручивая пуговицу, болтавшуюся на его рубашке.

— Они пришли сюда славить Христа? — продолжила Хелен. — Они решили помолиться? Но когда кто-то из них платил десятину? Когда они приходили сюда на Пасху? Скажи мне, Люсиль. Вон там стоит мальчик Томпсон…

Она указала пухлым пальцем на группу подростков, толкавшуюся в заднем углу церкви.

— Когда в последний раз ты видела его в церкви?

Она насмешливо хрюкнула.

— Его так долго не было, что я подумала, будто он умер.

— Он действительно умер, — тихо ответила Люсиль. — Ты знаешь это, как и все остальные, кто сейчас глазеет на него.

— Мне казалось, что это собрание замышлялось только для нас. Ну, ты меня понимаешь.

— Каждый здравый человек осознает, что такого не должно происходить, — ответила Люсиль. — И, честно говоря, они здесь чужие. Но это собрание затрагивает их интересы. Почему им здесь не место?

— Я слышала, Джим и Конни живут в церковном флигеле, — сказала Хелен. — Ты можешь в такое поверить?

— Правда? Я не знала. Но почему они не могут жить под сенью церкви? Они наши сограждане.

— Они были нашими согражданами, — поправила ее Хелен без какого-либо намека на симпатию.

— Мама? — прервал их Джейкоб.

— Да? — ответила Люсиль. — Что такое?

— Я голоден.