Когда позвонил Эдди, я как раз был занят размышлением о том, как все это случилось и почему. Конечно, с одной стороны, была эта нефтяная скважина, из которой вместо хлещущего потока выбивалась едва заметная струйка. Были также эти мои бесцветные клиенты, два прирожденных неудачника, которые могли бы, скажем, мирно сажать дубы и выращивать желуди, но могли и стать причиной моей смерти. Я смутно припоминал, что один из них тоже что-то говорил о шейхе, Персидском заливе и о дворце, что-то, к чему мне следовало бы прислушаться более внимательно.

Имелась и другая причина моего внезапного любопытства к шейху: свежее незажившее еще воспоминание об интригующем, но обескураживающем разговоре с Сайнарой – звездочетом и астрологом, а может быть, даже и ведьмой. Разговор шел о таких непонятных мне материях, как переход Сатурна в положение, перпендикулярное Луне, что сулило подлог и обман, и о чем свидетельствует нахождение уязвленного Нептуна в седьмом доме, а Марса опять-таки перпендикулярно его родному Меркурию в созвездии Девы. Экая тарабарщина – как раз для новичков!

Нет нужды говорить, что случай был уникальным для фирмы «Шелдон Скотт. Частный сыск и расследования», – такая вывеска украшала дверь моей конторы на верхнем этаже Гамильтон-Билдинг на Бродвее, в деловой части Лос-Анджелеса. Но все это было до пришествия шейха Али-Бабы или кем бы он там ни был...

Рядом с дверью в мои апартаменты есть кнопочка – стоит только на нее нажать, как тут же разливается: динь-дон. На сей раз трели не последовало. Вместо нее послышался мощный, но, к счастью, недолгий стук.

«Этот малый, – воображал я еще до того, как его увидеть, – примерно восьми футов шести дюймов ростом». Но, открыв дверь, я вообще никого не увидел: настроенный на появление великана, я смотрел вверх, а там было пусто. Опустив глаза несколько ниже, я увидел человека ростом примерно пять футов шесть дюймов, самое большее – пять футов восемь дюймов. Стройный, он стоял легко и непринужденно в позе балетного танцовщика, готовящегося превзойти самого Нижинского. Голову шейх слегка откинул назад и набок и рассматривал меня из-за горбинки своего острого крючковатого носа, – глаза его сверкали, как черные солнца во тьме пылающего космоса, а ноздри раздувались, как маленькие кузнечные мехи. Кожа его была бронзовой, обожженной тысячами сухих, как пустыня, лет и бесконечными, жарко вздыхающими ветрами.

Должен признать, шейх оказался чрезвычайно красив. Но явная жестокость проступала в чертах его лица. А может, то был переизбыток еле сдерживаемых буйных сил? В целом же он производил не меньшее впечатление, чем если бы в нем было восемь футов шесть дюймов роста.

И с чего это мне пришли на ум Али-Баба, Шехерезада с ее грудью и прочая роскошь? А с того, что я ожидал: шейх явится в развевающемся бурнусе, а на голове у него будет то, что положено носить эмирам, не помню, как это называется. Но где все это? Где кривая сабля на боку?

Вместо всего на моем посетителе был черный, прекрасно сшитый костюм, белая рубашка и узкий, безукоризненно завязанный галстук. Неровные, как бы обуглившиеся края носового платка, тоже черного и, похоже, из тонкого шелка, выступали из нагрудного кармана пиджака. Свет переливался рябью на черных лакированных башмаках маленького размера. Если не считать рубашки, все у него было черным, от новехоньких башмаков до густых волос в крутых завитках.

По правде говоря, это моя одежда, а не его, напоминала арабский закат или поле битвы. Люблю феерию красок или хотя бы один яркий мазок в строгом мужском облачении! Сегодня на мне были брюки, по белому фону которых были разбросаны красные и синие пятна, похожие на маленькие, расплывающиеся оранжевые звезды. Вот это, я понимаю, палитра! А кроме того, розовая рубашка с воротом типа «Байрон» и низким вырезом в обрамлении выточек (я от этого без ума, особенно если вижу такое на красотках).