– Верес,чтоможетозначатьвнезапноисчезнувшая мышь?

– Внезапно возникшую кошку, – улыбнулся колдун, но я ответила таким мрачным взглядом, что ему сразу расхотелось шутить.

– Неприятный запах? Дым? Звук? Оставшееся пятно?

– Нет. Только легкое свечение.

– Я бы сказал, что это телепорт‑ловушка, – подумав, действительно сказал он. – Жертва активирует его своим теплом и мгновенно переносится в клетку.

– Далеко?

– На пару верст. Если усилить входной портал амулетом – до десяти.

Я досадливо чмыхнула носом. Сам капкан выглядел вполне обыкновенно, но амулет вполне мог быть зарыт в снег под ним. Значит, будем считать по максимуму... Леший, даже за неделю не оббежать, тем более что в этот круг попадает весь Выселок. Там‑то как загадочного ловца искать? В каждую дверь стучаться и спрашивать: «Извините, это не вы ли мой капкан заколдовали?» А ведь в городе он, скорее всего, и прячется, схоронив клетку где‑нибудь в подвале, крепко запертом и без окошек. Проверяют ее, думаю, по утрам, как обычную крысоловку, пока добыча не завонялась... стоп. Хе‑хе!

– Шелена, что‑то случилось? – осторожно поинтересовался Верес, не дождавшись продолжения разговора. Веник продолжал ритмично, но неестественно шебуршать по одному месту – любопытство пересилило обиду, и мальчишка, усиленно напуская на себя оскорбленный и независимый вид, жадно прислушивался.

– Нет, – тоном «да, но не твое дело!» отрезала я, вставая из‑за стола.

Колдун укоризненно сдвинул брови, но ничего не сказал. Веник еще яростнее заскреб по полу, пыль взметнулась чуть ли не до потолка, выкурив меня из кухни эффективнее ладана. Нет, эти храмовые штучки на меня не действуют, просто запах противный. Серебро еще туда‑сюда, прикасаться к нему я не люблю, но и рассчитывать, что с поджатым хвостом убегу при виде торжественно предъявленного мне крестика из этого металла, весьма опрометчиво. А уж серебряной, самой ходовой монеткой меня тем более не отпугнешь!

И видел бы волийский коллега Вереса, малость тронутый на охоте за нежитью ведьмак, как упущенный им оборотень на следующий день тщательно осматривает место неудавшейся засады и выколупывает из стволов серебряные арбалетные болты, дабы продать их ювелиру и хоть немного компенсировать моральный ущерб...

Верес стрелял куда лучше.

Я сердито фыркнула, злясь скорее на себя. И, разложив по расстеленной на полу холстине пучки трав, скрутки коры, терпко пахнущие пакетики, маленькие терочки‑ступочки, а в центре водрузив горшок с топленым гусиным жиром, углубилась в составление мази под хорошо оплаченный заказ – естественно, в обход знахарской кассы.

Думалось под это рутинное и вместе с тем увлекательное занятие просто замечательно.

Поздно вечером, когда колдун уже заснул, а мальчишка при рыжеватом свете свечи терпеливо царапал пером пергамент, переписывая заданное мастером заклинание, я неожиданно нависла у него над плечом и вкрадчиво поинтересовалась:

– Слушай, где ты раздобыл столько дохлых ворон? – Рест, и без того настороженно косившийся на меня из‑под отросшей челки («неужто про кружку узнала?!»), окончательно стушевался:

– Мальчишки возле портовых складов из луков стрелять учатся, ну, я и насобирал... там приезжие купцы зерно хранят, ворон уйма...

– Еще парочку принести можешь?

– Зачем?

– Суп сварю, – съязвила я. – А то человечина уже в горло не лезет.

– В горшке еще каша осталась, – не сдержавшись, злорадно напомнил он.

Стоящее на припеке «яство» успело застыть и покрыться сероватой слизистой корочкой.