Вот возьми мой охотничий нож и сбегай во‑о‑он к тому осинничку...
Я поймала себя на том, что машинально прижимаю левую ладонь к середине груди чуть пониже ключиц. Шалиске этот жест неподдельно польстил – ага, до самого сердца бабкин рассказ пробрал!
Верно. До сердца.
Я отдернула руку, досадливо тряхнула головой и раскупорила вторую баночку.
– А утром было нам знамение великое, – непробиваемым речитативом частила Шалиска, – токо‑токо рассвело, как посередь ясного неба откель ни возьмись выпал на площадь град из ворон колелых! Да не просто на лету издохших, а еще и насквозь в единый миг просмердевших!
Порошок сыпанул мимо чашки. З‑з‑зараза... Ну конечно, собственноручно выгребать падаль из клетки «добычливый» ловец не стал – поскорее телепортировал куда подальше.
– И что же они знаменовали? – чуть более раздраженно, чем следовало бы, поинтересовалась я.
К счастью, Шалиска отнесла и это, и мое предыдущее злобное шипение на счет запорошенной столешницы.
– Сам верховный дайн из храма Икорена Всевидящего прибежал на божий знак поглядеть, уж он‑то нам его без запинки растолковал! Дескать, погрязли мы в грехах, аки воронье пустоголовое, что единым мигом живет, и ежели помрем ненароком, то так же наши души смердеть будут, и заказан им ход на небеса до скончания веку...
– То‑то очередь в храм на полгорода растянулась, – скептически фыркнул хозяин. – Спешат души на всякий случай простирнуть, по серебрушке сноса. Этот верховный дайн, кстати, раньше зазывалой в ярмарочном балагане работал, мы с ним вместе карьеру начинали – я там рядышком приворотными зельями с лотка торговал... эх, славное времечко было... – Знахарь мечтательно потеребил бородёнку и тут же спохватился: – А ты не отвлекайся, Шелена, тебе еще до обеда надо Храйку иссопные капли отвезти, а то потом придется по корчмам его искать! Где, кстати, кляча твоя?
– У Карста оставила, – буркнула я, осторожно сметая порошок маковкой выуженного из чернильницы пера. – Здесь же сарая нет, так что, бедной коняге всю ночь у крыльца мерзнуть?
А, чтоб вас всех! Допустим, к Храйку на другой конец города я и пешком за полчаса доберусь... но в чем?! Ни сапог, ни кожуха... И Шалиска в той же стороне живет, небось надеется, что я ей компанию составлю, кошелки подвезу. Прощаться и не собирается: завела очередную байку а хозяин от нечего делать поддакивает.
Я уже продумывала красочную душещипательную историю с неожиданным возвращением чужой супруги из гостей и моим поспешным нагим бегством через окно, дабы спасти честь одного почтенного горожанина (ох, такого лакомого кусочка Шалиске давненько не перепадало, к вечеру все давеча отлучавшиеся женушки мужьям взбучки устроят и надолго со мной здороваться перестанут!), когда в дверь постучали. Я отложила пест, охотно воспользовавшись случаем отсрочить «покаяние» еще на пару минут.
Хм, это уже становится забавным! Не успел облегченно вздохнуть, как тут же возмущенную рожу скорчил: «Ну где ж ты всю ночь шлялась, дрянь эдакая, вечно из‑за тебя какие‑то проблемы!»
– Вот мастер велел передать, – Рест неловко сунул мне сверток из кожуха, сапог и штанов. Видимо, рубашка тоже где‑то внутри. – И... спросить, всё ли в порядке.
– Спросил? – в тон ему, то есть весьма нелюбезно, уточнила я. – Ну так и вали отсюда! – И захлопнула дверь.
– Кто там, детонька? – мигом оживилась бабка, заслышав незнакомый мужской голос. Нет уж, не будет тебе сегодня поживы!
– Посыльный от портного мой кожух принес, я его в починку отдавала. – Вернувшись к столу, я небрежно свалила вещи на соседний стул, кожухом кверху. Украдкой одернула полу, прикрывая торчащую пятку сапога.
– Так энтот же кожух, кажись, ишшо вчера на тебе был? – подслеповато (но, насколько я ее знала, зорче ястреба!) прищурилась Шалиска. |