Скорее бы обняться и поцеловаться, скорее! «А то помираю прям», на полном серьезе говорила она и опять рыдала.
Третья соседка, учительница Нина, говорила, что Галка ненормальная и что про «обняться и поцеловаться» надо забыть. Нельзя. Пару месяцев точно.
Галка смотрела на «ученую» Нинку расширенными от ужаса глазами:
– Да ты что, Нин! Что ты такое говоришь! Разве ж так можно – три месяца! Так мы же с Колькой свихнемся!
Нина вздыхала и крутила пальцем у виска.
– Что с тобой, дурой, говорить. Невежда – одно слово. Ну, «обжимайся», – передразнивала она наивную Галку. – А потом умрешь от за-ра-же-ния!
– От какого заражения? – еще больше пугалась та. А потом отвечала: – От любви еще никто не умирал! – и отворачивалась обиженно к стенке.
– Говорю – невежда! – усмехалась Нина. – «Не умирал»! А Ромео и Джульетта? Не умерли от твоей любви? – быстро припоминала образованная Нина.
– Так это когда было! – радовалась Галка и поворачивалась к соседкам.
Долго обижаться она не могла – скучно.
Надя тогда тоже смеялась над наивной и влюбленной Галкой. Правда, кольнуло однажды, кольнуло, когда вслух и важно Галка зачитывала наивные и смешные стихи, присланные влюбленным Колькой.
Господи! Чему завидовать! Дурь какая-то! Муж Гриша приносил отборные яблоки с рынка, а Колька обрывал городские сады – побитую пылью мелочь.
Муж Гриша достал импортную кроватку, а Колька сколотил люльку из ящика.
Надю ждали отдельная квартира, газовая плита и финский холодильник.
Наде не надо было думать, во что одеть дочь и чем ее накормить.
И она, Надя, завидует Галке? Ну уж нет! Смешно просто! А Колька этот – дурак и болван, правильно говорит Нина. Лучше бы деньги заработал и коляску купил, чем под окнами орать и стишки пописывать.
Кстати, муж этой Нины, главный инженер по холодильным установкам, в роддоме не появлялся – некогда. Приходила свекровь – важная, в кримпленовом ярком костюме и с залаченной укладкой. Передавала фрукты, рыночный творог и писала на трех страницах советы, что есть, что пить и «как ходить по нужде» – это уже придумала смешливая Галка.
Нина про свою жизнь много не рассказывала – говорила, что живут «достойно».
– А это как? – искренне не понимала Галка.
Нина злилась и грубила:
– Не так, как ты со своим Колькой.
И Галка опять отворачивалась обиженно к стенке. И снова – на пять минут.
Она стала припоминать его приезд. Вернулся через два дня, замученный, небритый и какой-то… Виноватый, что ли? Привез букет тюльпанов и коробку шоколадных конфет. Она тогда еще смеялась, что шоколад ей нельзя. А конфеты были вкусные, с миндальными орешками и розовой помадкой. И ела она их потихоньку, не могла удержаться – такая сластена. Ела и боялась, что у дочки появится диатез.
Дура! Ну какая же она дура! Идиотка подозрительная, маразматичка!
Он ездил во Львов! И конфеты были львовские! Знаменитые львовские конфеты! Какая Минц, господи!
Слава богу, уф! Можно выдохнуть! Спасибо конфетам и хорошей, оказывается, памяти! А то… Совсем можно чокнуться от всего этого!
Надя в волнении выпила валокордин и померила давление. Ого! Вот до чего довели дурацкие размышления! Пей таблетки от гипертонии и спи спокойно, дорогой товарищ!
Муж твой хоть и враль, но не подонок. Вот так! Успокоились и спатеньки, бай-бай! Отдыхайте, Надежда Алексеевна! Завтра новый день и новая «писча» для размышлений и ваших скорбей!
Или сжечь. |