|
- Будьте добры, ваше имя, дата рождения, семейное положение, адрес, род занятий, - произнес старший. С датой рождения, семейным положением и родом занятий, тем более с собственным именем, не было ни малейшей задержки, однако Вероника с испугом заметила, что в памяти появился пробел - не удавалось вспомнить точный адрес. Врач направил ей в глаза лампу, и вдвоем с ассистентом они долго там что-то высматривали. Потом обменялись беглыми взглядами. - Это вы сказали дежурившей ночью медсестре, будто нам все равно не увидеть то, что у вас в душе? - спросил ассистент. Такого Вероника что-то не могла припомнить. Ей вообще с трудом давалось осознание того, что с ней случилось и почему она здесь. - Вероятно, вы еще под действием успокоительного - оно в обязательном порядке входит в курс реанимации, - а это могло в какой-то мере повлиять на вашу память. Но прошу вас, постарайтесь ответить на все, о чем мы будем спрашивать, по возможности точно. И оба принялись по очереди задавать ей какие-то совершенно дурацкие вопросы: как называются крупнейшие люблянские газеты, памятник какому поэту стоит на главной площади (ну, уж этого она не забудет никогда: в душе любого словенца запечатлен образ Прешерна), какого цвета волосы у ее матери, как зовут ее сотрудников, какие книги чаще всего берут у нее в библиотеке читатели. Вначале Вероника хотела было вообще не отвечать, - ведь в самом деле голова была еще как в тумане. Но от вопроса к вопросу память прояснялась, и ответы становились все более связными. В какой-то момент ей подумалось как бы со стороны, что, если она находится в психбольнице - а похоже, что это именно так, - то ведь сумасшедшие совершенно не обязаны мыслить связно. Однако для своего же блага, чтобы убедить, что они имеют дело отнюдь не с сумасшедшей, - а еще желая вытянуть из них побольше о своем состоянии, - Вероника постаралась отвечать вполне добросовестно, напрягая память в усилиях извлечь из нее те или иные факты, сведения, имена. И, по мере того как сквозь пелену забвения пробивалась ее прежняя жизнь, восстанавливалась сама личность Вероники, ее индивидуальность, ее предпочтения, вкусы, оценки, ее мировосприятие, ее видение жизни, - и мысль о самоубийстве, совсем недавно, казалось, навсегда похороненная под несколькими слоями транквилизаторов, вновь всплыла на поверхность. - Ну, на сегодня хватит, - сказал наконец тот, что постарше. - Сколько еще мне здесь находиться? Тот, что помоложе, отвел глаза, и она буквально кожей почувствовала, как все повисло в воздухе, словно с ответом на этот вопрос перевернется страница, и с нею вся жизнь будет переписана заново, причем безвозвратно. - Говори, не стесняйся, - сказал старший. - Здесь уже ходят всякие сплетни, так что и ее ушам их не миновать. В этом заведении ничего не утаить. - Ну, что сказать, - вы сами определили свою судьбу, - со вздохом вымолвил молодой человек, тщательно взвешивая каждое слово. - Теперь настало время узнать, каковы последствия того, что вы натворили. В такой лошадиной дозе снотворное привело к коме, а длительное пребывание в коме, тем более в столь глубокой, представляет прямую угрозу сердечной деятельности, вплоть до ее прекращения. Вот вы и заработали некроз... Некроз желудочка... - Да ты без экивоков, - сказал старший. - Говори прямо. - Словом, вашему сердцу нанесен непоправимый ущерб, а это означает... что оно скоро перестанет биться. Сердце остановится. - И что это значит? - спросила она в испуге. - Только одно: физическую смерть. |
