Отец Дориана находился тогда в отъезде, а матушка с удовольствием приняла приглашение. В то время Дориану было восемь лет, а Жан-Люку – двенадцать. У виконта сохранились весьма смутные воспоминания о днях, проведенных в замке маркиза. Помнились кабаньи головы на стенах обеденного зала и высокие узкие окна в башенке, где располагалась спальня, отведенная братьям.
– Господин, мы рады приветствовать вас в замке Франсиллон!
Дориан повернулся и увидел седоголового мужчину – видимо, дворецкого. Интересно, куда подевался предыдущий, полный и лысоватый?
– Я виконт де Бланко, – произнес Дориан. – Дядя должен ожидать меня.
Дворецкий отвесил ему поклон, предусмотренный этикетом. Восхитительно. Лысый, как помнил Дориан, правильно кланяться не умел.
– Мое имя Жерар Бадре, сударь, – отрекомендовался дворецкий. – Я управитель дома маркиза де Франсиллона. Маркиз изволит почивать в столь ранний час. Полагаю, вам лучше подождать и освежиться с дороги. Могу я препроводить вас в отведенные вам комнаты и выслушать указания?
– Препроводите, – разрешил Дориан. Надо же – ранний час! Кажется, когда он проезжал ближайший к поместью городок, часы на башне ратуши пробили десять.
Виконт последовал за дворецким. Тот проводил его высокой галереей, заканчивавшейся просторным залом, откуда на второй этаж вела лестница, устланная бордовым ковром. Звук шагов тонул в его густом ворсе, словно в осеннем тумане. Поднявшись по лестнице и оказавшись в коридоре восточного крыла, мужчины двинулись в самый его конец.
– Неужели! – Дориан огляделся и улыбнулся. – Неужели мы направляемся в ту самую башенку? – Виконт тут же спохватился, что дворецкий не понимает, о чем он говорит, однако тот оказался в курсе дела.
– Ваш дядя решил, что вы будете рады, если мы разместим вас в ваших прежних комнатах, – пояснил Бадре.
– Разумеется, – кивнул виконт.
«Как это предусмотрительно со стороны маркиза – сделать такой красивый жест в пользу совместных воспоминаний, – подумал он. – Матушка переписывалась с братом и в последние пару лет жизни утверждала, что двор его испортил. Видимо, она ошибалась. Разве можно судить о человеке только по письмам?»
Комната оказалась одновременно и больше, и меньше, чем помнил Дориан. Иная, чем прежде, кровать под пышным золотистым балдахином с тусклыми вышитыми цветами, ковер, привезенный из Персии, большой камин, в котором, несмотря на жару, горел огонь. На стенах – портреты людей, глядевших исподлобья, – представители какой-то ветви генеалогического древа, не иначе. Прямо напротив кровати висел колоссальный тканый гобелен с не опознаваемым на первый, косой взгляд библейским сюжетом. Дориан пригляделся – оказалось, все та же вечная тема, поклонение волхвов.
– Гобелена раньше не было, – пробормотал виконт де Бланко.
– Да, господин, – немедля откликнулся дворецкий. – Маркиз выиграл это произведение искусства в карты не далее как три месяца назад. Его противнику нечего было больше поставить. Гобелен соткан в тринадцатом веке и… хм… оказался изрядно побит молью, когда мы его получили. Пришлось потратить много денег на восстановление, но мой хозяин решил, что это дело принципа.
– Почему же тогда он не повесил этот гобелен над собственной кроватью? – осведомился Дориан. – Раз уж так старался, чтобы выигрыш выглядел достойно.
– Во-первых, маркиз хотел доставить радость вам, – слегка поклонился дворецкий. – Ведь не каждому дано испытывать такое удовольствие – просыпаясь, глядеть на тринадцатый век. – По лицу Бадре скользнула мимолетная улыбка. |