|
Это, однако, нисколько не удивило Лиз, поскольку Купер – и не только в ее глазах – всегда был эталоном, совершенством, образцом, сравняться с которым не в силах был никто. Мужественный, элегантный, подтянутый, он в то же самое время был наделен несравненным чувством внутренней свободы, которое отличало его от живых манекенов, пытавшихся ему подражать. Куп редко выходил из себя и почти никогда не волновался. В каждом его движении чувствовался врожденный аристократизм, который он отточил и развил, превратив в высокое искусство. Родом Купер Уинслоу был из старинной нью‑йоркской семьи, которая могла похвастаться разветвленным генеалогическим древом – и почти полным отсутствием денег, так что, когда он начинал свою карьеру, ничего, кроме имени, у него не было. Всего, что он достиг в жизни, Купер Уинслоу добился своим трудом и талантом.
В пору расцвета своей популярности он переиграл чуть ли не всех богатых аристократов и был чем‑то вроде современного Кэри Гранта с внешностью Гари Купера. Ни разу в жизни Куп не представлял на экране вульгарного нувориша, негодяя или человека с сомнительной репутацией; в списке его ролей были только положительные герои и первые любовники, безупречно одетые и с ослепительной внешностью. Но больше всего импонировал зрительницам его взгляд – мягкий, добрый, чуть задумчивый, романтический. Ни на экране, ни в жизни Куп не был жестоким или мелочным. Женщины, с которыми он когда‑либо встречался, продолжали обожать его даже после того, как он расставался с ними, насытив, как он выражался, свое эстетическое чувство. Ни одна из его прежних любовниц никогда не отзывалась о нем плохо, а были их десятки, если не сотни. Им было приятно проводить с ним время, так как Куп обладал талантом придавать самым банальным вещам блеск и неповторимую элегантность. В Голливуде не было, наверное, ни одной сколько‑нибудь заметной звезды женского пола, которая не прошла бы через его постель. Но, несмотря на это, Куп до сих пор оставался холостяком. Прожив семьдесят лет, он сумел избежать уз Гименея и втайне даже гордился этим. Впрочем, на семьдесят он не выглядел. Куп всегда следил за собой, занимался с личным тренером в тренажерном зале «Версаля», не переедал, избегал прямых солнечных лучей, и ему нельзя было дать больше пятидесяти пяти. А сейчас, когда он вышел из великолепной машины в светлом блейзере, серых свободных брюках и безупречной голубой рубашке, он выглядел еще моложе. Эта одежда только подчеркивала, какие у него широкие плечи, узкая талия и длинные ноги. В Купе было шесть футов и четыре дюйма, и этим он также отличался от большинства современных голливудских идолов, которые почти все были низкорослыми коротышками. Оглянувшись, Куп приветливо улыбнулся, сверкнув ослепительно белыми зубами, и помахал садовникам; при этом любая женщина непременно заметила бы, какие красивые у него руки. Казалось, в нем нет ни одного изъяна, а его обаяние действовало на расстоянии не менее ста миль. Словно живой магнит. Куп притягивал в равной степени и мужчин, и женщин, и лишь немногие его знакомые – Эйб Бронстайн в том числе – оставались невосприимчивы к его чарам. Ливермор тоже давно заметил приближение машины хозяина и поспешил в холл, чтобы открыть перед Купом дверь. – Добрый день, сэр, мистер Уинслоу, – чопорно приветствовал он Купа. – Привет, Ливермор, – беспечно отозвался Куп. – Что‑то ты сегодня мрачный. Кто‑нибудь умер? Он всегда поддразнивал своего чрезмерно серьезного дворецкого, стараясь заставить его если не рассмеяться, то хотя бы улыбнуться. Для него это было чем‑то вроде спорта, задачи, над которой он не уставал биться, пытаясь отыскать решение. Впрочем, Куп был доволен своим дворецким, искренне восхищаясь его достоинством, неизменной выдержкой, рассудительностью и умом. Ливермор поступил к нему на работу пять лет назад, и Куп не раз признавался Лиз, что именно о таком дворецком он мечтал всю жизнь. |
