Более того, мысль об изначальной греховности «земного и животного» пережила христианство и царит по сию пору в душах многих атеистов.

Это забавно. Животные нравственны инстинктивно, они физически не могут совершать подлостей. Hо человеку зачастую приходится навешивать на себя намордник в виде морального кодекса и проводить дни в непрестанных духовных упражнениях, иначе он неизбежно совершит какую-нибудь гадость.

Причем, чем выше духовность, тем страшнее соблазн. Взгляните на картины Босха. Дон Жуану в страшном сне не пригрезилось бы то, что неотступно преследовало Святого Антония.

Это было бы забавно, если бы в это дело не вмешался страх.

Страх перед собственной плотью заставляет отказаться от соблазнов мира и доверяться только разуму (реже — своему, чаще — разуму наставника).

Титаны Возрождения также поклонялись разуму.

Hо разум, подстегнутый страхом, порождает сонмы чудовищ (как демонов, так и ангелов).

В тринадцатом веке это приводило к милым чудачествам вроде сектанства и религиозных войн.

К двадцатому веку это стало по-настоящему серьезно.

6

Они спустились почти на самое дно корабля, до последней палубы, по винтовой лестнице, предназначенной для кочегаров, и забрались в угольный трюм рядом с турбинным отделением. Здесь было тепло и уютно. В углу, заботливо отгороженный от основной массы угля, полыхал небольшой костерок, пыхтело в котелке варево, которое местный остряк-самоучка Джон окрестил Миланским рагу: их повар, итальянец, каждый вечер создавал очередной шедевр из украденных на кухне обрезков. Конечно, домовята запросто могли бы устроить вечеринку в каком-нибудь более уютном месте, ведь в их распоряжении было практически все пространство между последней палубой и днищем корабля: многочисленные багажные отделения, гулкий и пустой зал для игры в мяч — но только в угольном трюме можно было без опасений развести огонь. А после смены, проведенной у жаркого чрева котлов, после ползания в сплетениях труб и чистки предохранительных клапанов, всем хотелось именно той близости, какую создает неверный свет костра, еда из одного котелка и переходящая из рук в руки фляга. Поэтому собирались здесь.

Войдя и поприветствовав команду, Чак тут же вывалил на всеобщее обозрение свою добычу. Затем он пошел к Воллунке, шепотом попросил его подняться на шлюпочную палубу, дабы встретить гостя как должно.

Впрочем, он мог бы и не секретничать. Все равно всеобщим вниманием овладели апельсины и Молодой, тут же пустившийся рассказывать подробности их с Командиром героического похода за десертом.

Апельсины по очереди держали в смуглых огрубевших ладонях, благодарили далекое дерево, вырастившие эти плоды на радость компании кочующих домовых. Беппо, вспомнив о чем-то своем, тайком смахнул слезу. Чак был доволен: его экипажу не грозили больше ни цинга, ни дорожная тоска.

7

…Говорят, что дураков судьба каждый раз убивает одинаково. И делает это до тех пор, пока до них наконец не ДОЙДЕТ. С Беппо, по крайней мере, все случилось именно так. Почти так.

Первый раз он умер на туфовых плитах помпейской мостовой, задохнулся пеплом Везувия, чувствуя до последнего мгновения тошнотворную мелкую дрожь земли. Умер вместо того, чтобы бежать, спасаться. Он был слишком любопытным и преданным. Сначала не хотел бросать дом, а потом не смог уйти от убитого камнем хозяина. Так дураком и помер.

Однако, если взглянуть с другой стороны, глупость его и спасла. Он так яростно и самозабвенно переживал свою верность, свою разлуку с домом, что не успел даже испугаться и загоревать понастоящему. А потому и не отправился вспять по реке жизни, а родился снова. И родился в будущем.

Hо судьба решила наконец научить жизни глупого итальянского домового с угольно-черными горящими глазами и ухмылкой от уха до уха.