Она переложила грибы в тарелку, очень огорчилась, узнав, что я уезжаю, посетовала, что столько работать нельзя, заболеть можно. И ушла.

Я и сама не хотела уезжать. Спокойный Адымчар всегда обладал для меня притягательной силой. Смотреть на Волгу со своего мыска я очень любила.

Впрочем, судя по происходящему, Адымчар становился неспокойным местом. То по ночам тетки приходят. То Алексанов приезжает. То пожилые леди находят в грибном месте свежие могилки… Чушь какая-то.

Завтра начнут разгуливать по нашим тихим дачам живые мертвецы, возглавляемые Оменом…

Да уж, хороша станет здешняя жизнь. Покой сменится мистическим бредом.

Я кончила собирать сумку. Закрыла дачу и пообещала вернуться как можно скорее. Было так жаль оставлять ее здесь совсем одну… А вдруг мертвецы изволят явиться в момент моего теперешнего вынужденного отсутствия?

Глава 4

Он уже второй час не мог справиться с собой. Она его взволновала. В ней был тот самый шарм, которого так не хватало окружающим его женщинам.

Тот шарм, который был у той девочки… Скрытая сексуальность, не обнаженная, как у его подружек, а тщательно спрятанная, даже от себя. Как будто знание собственного оружия может повредить его силе.

Он прикрыл глаза. Перед ним возник ее образ.

Эта презрительная улыбка, скривившая на мгновение ее чувственные губы… Этот быстрый взгляд, брошенный как утешительный приз… И полная недоступность. Он почувствовал ее мгновенно. Как в той девочке…

Он стиснул руки в кулаки. Сейчас он взорвется. Его дыхание стало тяжелым. Боль начиналась в области живота и поднималась выше, овладевая всем его телом. Он почувствовал, как в уголках глаз появляется влага. Это его физическая боль выходила вместе со слезами.

Через несколько минут он почувствовал, как она его отпускает.

Перед ним лежала картина. Он только что отдал за нее сумасшедшие деньги. Это был маленький набросок Гейнсборо. Прелестное лицо девушки с огромными улыбающимися глазами и легкой, немного презрительной улыбкой.

Так похожей на ее улыбку.

Он поцеловал ее. Она была прекрасна. И — недоступна, как любая настоящая красота. Именно это заставляло его так ненавидеть. И так любить.

Он достал нож. Посмотрел на изображение девушки в последний раз. Занес руку и разрезал набросок на две половины.

Девушка продолжала улыбаться.

* * *

Дома было тихо. Немного пахло одиночеством. Я включила телевизор, чтобы разговор хоть немного оживил мертвую тишину. Интересно, почему мой дом так обижается на мое отсутствие, что непременно старается показать свою обиду грустным молчанием?

Я знала, что мое появление обрадовало его. Но пока он не спешил проявить свои истинные чувства.

«Ничего, — подумала я, — помолчишь, помолчишь — и улыбнешься».

На столе валялся брошенный перед отъездом и забытый мешочек с моими магическими косточками.

— Я соскучилась по вас, — сообщила я им и взяла его в руки. Мне, как всегда, был нужен совет.

Я достала их из мешочка и сосредоточилась, зажав кости в ладонях. Долгое общение с ними позволяло мне почувствовать, как по моим рукам побежали слабые волны излучения.

«Права ли я, в своем неприятии Алексанова?»

31+8+20.

«Вас беспокоит справедливое недоверие к одной особе. Подозрение это было вызвано одним обстоятельством, которое повергло вас в смятение, так как были задеты ваши застенчивость и стыдливость».

Ну, предположим, что игрища Виктора Степановича повергли меня не в такое уж смятение. Конечно, застенчивость и стыдливость мне присущи, но эти бесценные качества девичьей души несколько потухли под давлением суровой реальности.