На этом чувстве Алая зиждется специфическая концепция времени. Она связана с представлением об одномоментности и взаимосвязи причины и следствия. Учение виджнаптиматраты считает, что законы существуют (на самом деле они продукт сознания) только в настоящее мгновение, следующее мгновение отрицает, разрушает их. Одномоментность причины и следствия тоже существует только миг, в который каждое есть и причина, и следствие, но в следующий момент они вместе исчезают, а в следующий — опять рождаются, и каждое в этой взаимосвязи выступает и как причина, и как следствие. Время возникает в результате того, что каждый миг уничтожается существующим. Миг за мигом, каждый из которых отмечен уничтожением и исчезновением, создается непрерывная цепь, именуемая временем, — точно так точки образуют линию.

Хонда чувствовал, как его затягивает разверзшаяся пучина; сейчас его дух естественника дремал, и под градом сыпавшихся на него незнакомых буддистских понятий сам он не находил душевных сил, чтобы внимать объяснениям или высказывать сомнения по поводу излагаемых концепций, например, как же разграничить причину и следствие, если нет исходной точки, или как определить тождественность причины и следствия в некий момент времени — существующее в этом противоречие может оказаться главным элементом, формирующим само время… Кроме того, Хонду раздражало непрерывное поддакивание старицы, которая постоянно вставляла "истинно так", "все, как вы говорите", он только отметил про себя "30 заповедей виджнаптиматраты" и "учение Махаяны", собираясь их внимательно изучить, а потом задавать вопросы. Хонда не понимал, как эти запутанные теории, которые излагала настоятельница, связаны с судьбой Киёаки и их собственными судьбами, эти теории напоминали ему луну, бросающую с неба, из бесконечного далека, свой свет на поверхность пруда.

Хонда поблагодарил настоятельницу и тут же покинул Гэссюдзи.

55

В поезде, который вез их в Токио, тяжелое состояние Киёаки не давало Хонде покоя. Он хотел как можно скорее добраться до места и даже не помышлял о занятиях. Когда он смотрел на Киёаки, так и не получившего желанного свидания, заработавшего тяжелую болезнь и теперь лежащего в вагоне поезда, увозившего его в Токио, острое раскаяние терзало душу. Правильно ли он поступал, помогая другу?

Через некоторое время Киёаки задремал, и Хонда, с тяжелой от бессонницы головой, предался своим мыслям. Проповеди, которые он дважды слышал от настоятельницы Гэссюдзи, произвели на него совершенно разное впечатление. Услышанная осенью позапрошлого года первая из них была для него как глоток свежей воды, Хонде она казалась сродни страсти, и он мечтал, чтобы его душа была бы так же тесно связана с миром; потом в своих интересах к праву он дошел до законов Ману с их идеей круговорота человеческой жизни, но услышанная сегодня утром вторая проповедь являла собой загадку: ему лишь показали ключ к разгадке, и полная тайн загадка стала еще неразрешимее.

Поезд должен был прибыть в Симбаси в шесть часов утра. Уже светало, вагон наполняло спящее дыхание. Опустившись на полку напротив Киёаки и наблюдая за ним, Хонда собирался бодрствовать дальше. Он раздвинул занавески, отгораживающие постель, и, готовый в любую минуту, если потребуется, помочь больному, смотрел через стекло на ночную равнину.

За окном разлилась глубокая тьма, небо заволокли тучи, очертания гор были размытыми, и хотя поезд определенно двигался, сумрачный пейзаж не менялся. Порой небольшие огни крошечными фонариками разрывали мрак, но по ним нельзя было сориентироваться. И мнилось, что эти грохочущие звуки издавал не поезд, а сама бесконечная тьма, окутавшая бегущий по рельсам состав.