Если это серьезно, они в конце концов теряют и здоровье, и внешность. И, пока они идут к своему печальному финалу, с ними становится очень трудно работать: они опаздывают на съемки, хамят другим девушкам, ругаются с фотографами, а через несколько месяцев или лет, в зависимости от количества принимаемых ими наркотиков, сходят со сцены, какими бы красотками они ни были.
Девушки же высшего класса, так называемые супермодели, хотя, возможно, мы должны падать перед ними ниц и называть их богинями, блюдут себя и строго следят за формой, потому что их карьеры целиком зависят от того, удастся ли им удержаться на Олимпе. У каждой из них есть личный тренер, почти все носят годами пластинки для зубов (все из-за капризной феи ровных зубок) и каждый день звонят своим мамочкам. А еще у каждой не меньше полудюжины кожаных курток, несчетное количество джинсов и штук по семьдесят облегающих платьев от Аззедина Алайи, которые мне все кажутся одинаковыми.
Для меня всегда были загадкой ежедневные звонки домой — откуда столько образцовых дочерей? — но потом я поняла, что они все просто еще очень юны.
Последние три дня я все думаю, кто же именно отобрал из двадцати поясных фотографий, посланных Джастин, Эйприл Найквист, Джордан Дансер и Тинкер Осборн. Был ли это сам Жак Некер, или Марко Ломбарди, или Габриэль, а может, вообще кто-то неизвестный? Но выбрали самых высоких — у Тинкер и Джордан росту пять футов одиннадцать дюймов, а в Эйприл почти шесть футов. Кроме того, они, кажется, подбирали их по контрасту: Эйприл — блондинка, Джордан — темноволосая и «цветная», а Тинкер — рыженькая. Как бы то ни было, хоть все они и новички, но в них достанет честолюбия сопротивляться соблазнам Парижа.
Через каждое нью-йоркское агентство проходит около семи тысяч девушек в год, из них отбирают для обучения человек тридцать, после чего с четырьмя-пятью подписывают контракт, но большинству из них не суждено стать звездами. Но даже среди звезд сейчас только пятеро известны во всем мире: Клаудиа, Линда, Кейт, Наоми и Кристи. И я совсем не уверена, что всем известно, что у Кристи фамилия Терлингтон. Такая вот лотерея!
Вот через проход от меня сидит Эйприл Найквист. Она из Миннеаполиса, столицы американских блондинок. Меня могут спросить: «А почему именно Эйприл?» Начнем с того, что благодаря скандинавским генам, которые ничем не разбавляли в течение тысячелетий, у Эйприл такие пшеничные волосы, что сам Пол Митчелл визжал бы от восторга. Кроме того, кажется, что Эйприл даже дышит другим, только свежим воздухом, и ее классически правильное лицо озаряется лишь улыбками, из-за которых она выглядит даже моложе своих девятнадцати.
Эйприл стала работать, едва закончив обучение, хотя и не так много, как нам с Джастин хотелось бы. У нее царственный тип красоты, а он нелегко продается.
— А как обычно живут модели? — спросила меня Мод своим низким располагающим к беседе голосом, словно раскрывая мне некую тайну, а не пытаясь выведать, шлюшки они или нет.
— Насколько мне известно, половина живет в Нью-Йорке в одиночестве, половина — с приятелями. Некоторые снимают квартиру напополам с подружкой. — Терпеть не могу, когда со мной обращаются как со специалистом по моделям, но я так давно варюсь в этом, что знаю, что говорю, так что пусть уж лучше Мод получит информацию от меня.
Стюардесса принесла очищенных омаров. Я с надеждой взглянула на Мод, но, кажется, омары входят в ее диету. Так что я сосредоточилась на своем омаре, заметив краем глаза, что сидящая рядом с Эйприл Джордан Дансер отвергла своего взмахом руки и занялась захваченным с собой пакетиком со здоровым питанием.
Когда Джордан серьезничает, она называет себя черной, хотя как-то сообщила мне, что кожа у нее того медово-коричневого оттенка, который бывает у освещенной восходящим солнцем молодой ольхи. Я высказала сомнение насчет того, что она хоть раз в жизни провела ночь в лесу, и сказала, что мне ее кожа напоминает травяной чай с молоком и сахаром, но в деталях я не особенно сильна. |