— Нет, — покачала головой Джоанна, не в силах объяснить, что она это не столько увидела, сколько почувствовала.

— Наверное, у каждого есть свои страшные воспоминания, — сказал Гриффин. Сплетя пальцы на коленях, он некоторое время сидел, опустив глаза, а когда поднял их на Джоанну, взгляд его был тверд. — Это было больше двадцати лет назад. Точнее, в августе исполнилось двадцать два. Мне было пятнадцать лет. Моей сестре — двенадцать.

Джоанна слушала его, окаменев, стараясь держать себя в руках. По спине у нее поползли мурашки — она уже догадалась, что это будет за история.

— Мы были очень близки. Дети военных обычно держатся вместе, наверное, потому, что их родителей постоянно перебрасывают с места на место. Словом, мы в очередной раз переехали и готовились пойти в новую школу; мы прожили на базе всего несколько недель и едва успели познакомиться с другими детьми. — Он помолчал и продолжал так же спокойно:

— Линдси все-таки подружилась с одной девочкой своего возраста и в тот день собралась пойти к ней поиграть. Они тоже жили на базе, буквально в нескольких домах от нас. — Он опять помолчал, рассказ давался ему все труднее и труднее. — Мы поняли, что что-то случилось, через час, когда эта девочка позвонила и спросила: «Где же Линд-си?» Ее тело обнаружили примерно в миле от базы только через три дня. — Лицо Гриффина окаменело, глаза стали холодными. — Ее избивали, пока она не умерла, — это я узнал из газет. Все, что я знаю, — только из газет и телепередач. Полиция и военные, которые расследовали ее смерть, ничего не могли сказать, а родители были просто убиты, они понимали только, что ее больше нет.

— Я сожалею, — тихо сказала Джоанна. — Вам пришлось пройти через ад.

— Самое страшное — это полная растерянность. Все произошло так внезапно. Только что она была жива — и вот… Так глупо, так бессмысленно!

— И никто не мог сказать почему. — Джоанна страдала, в эту минуту она чувствовала боль того мальчика, который стал шерифом Клиффсайда, как свою. Неудивительно, что его так глубоко затронула смерть Амбер — он слишком хорошо прочувствовал на себе, что значит потерять близкого человека.

Гриффин продолжал, и лицо его сохраняло выражение того непонимания, которое было на нем тогда.

— Ни ответов, ни причины. Власти не нашли преступников; подозреваемых не было. Расследование тянулось многие месяцы, пока… пока не сошло на нет. Линдси похоронили. Жизнь продолжалась. Но никто из нас не сумел примириться с ее смертью. Слишком многие вопросы остались без ответов.

— Вы так и не узнали, что случилось?

Гриффин опять покачал головой.

— И по сей день дело об убийстве Линдси Кавано в Техасе не закрыто. Для дел об убийстве не существует временных ограничений.

Джоанна подумала, что это хуже всего — так и не узнать, что же произошло.

— И потому вы стали полицейским? Чтобы находить ответы — для других?

— Да, — без колебания ответил он; в его голосе не было и тени сомнения. — Если бы я тогда был постарше или помладше, может быть, это не подействовало бы так сильно. Но теперь я знаю, что самое страшное в мире — это не понимать, почему ты потерял кого-то. С этой точки невозможно сдвинуться, не получив ответа на этот вопрос, невозможно жить дальше. И в то лето я решил, что стану полицейским. — Он передернул плечами. — Вероятно, из-за того, что случилось с Линдси. Я уверен, что эти вопросы, оставшиеся без ответа, разрушили мою семью. Через год родители разошлись, так и не придя в себя; каждый обвинял другого в происшедшем.