Войдя, я поздоровался. Никто не ответил. Плохой признак. За столом сидел воевода, рядом толпились знакомые и незнакомые мне люди. Мужик из вчерашней толпы подтвердил, что стрелял в меня и был я в татарском халате и шлеме. И в достоверность своих слов перекрестился и поцеловал крест. Потом заслушали Михаила с забинтованной рукой, пушкаря Федора. Дошли до трех дней, когда меня никто не видел. Я рассказал о схватке с татарами, освобождении русских из плена, о еще одном бое, о том, как вывел людей с ушкуями Ивана Крякутного.

– И где же Иван?

– Людей и ушкуи в Муром увел, дожидается снятия осады.

– Ну что ж, подождем, когда вернется. И еще вопрос – как уходил из крепости и как возвращался?

– То секретный разговор, воевода.

– Говори, у меня от дружинников секретов нет.

– Слышал ли ты, Хабар, о ходе тайном?

Воевода выпучил глаза.

– Помолчи! Все – вон из избы.

Дождавшись, пока все выйдут, спросил:

– Откуда про ход знаешь?

– Невеста моя, Лена – она рассказала. Ход еще отец ее строил.

– По ходу, не зная секретов ловушек, никто пройти не сможет.

– Я-то смог – вот он, живой, перед тобой стою.

– Неужель сам догадался?

– Кое-что Елена подсказала, что-то сам: палкой впереди себя щупал, через проволоку переступал.

Воевода помолчал.

– Есть там проволока, и яма волчья с кольями есть, похоже – правду говоришь. Придется погодить тебя вешать, хотя место одно на виселице оставили. Жду седьмицу; не появится Иван, не подтвердит слова твои – быть тебе повешенным. Эй, дружина, в поруб его!

Меня увели. Что ж, не повесили сегодня – уже хорошо, есть время самому какие-то шаги предпринять.

В порубе я был один, никто не мешал. Улегшись на солому, стал размышлять. Сейчас мне могут помочь Иван и женщины, которых я вызволил из татарского плена. Такое количество свидетелей никому не опровергнуть. Только далеко Иван, и еще – по прибытии в Нижний женщины с ушкуев разойдутся по родным местам – в деревни, в город. Пойди собери их потом. Единственное – попробовать ночью войти в сон к Ивану, внушив ему, чтобы он как можно быстрее в Нижний возвращался.

Время до вечера тянулось медленно. Есть хотелось ужасно. Вчера хоть кусок хлеба с салом съел, а сейчас только воды попил. В животе урчало. Если меня будут морить голодом, то судить и вешать не придется – некого будет.

Видно, Господь принял мои молитвы. За окном раздался шорох, за решетку окна ухватились две руки – явно женские, показалось лицо – Елена! Я радостно подскочил к окну, погладил ее руки.

– Здравствуй, любимая!

– И ты здоров будь, Юра. Как ты тут?

– Сижу – что мне еще остается?

– Я покушать принесла немного, что смогла, собрала. Извини, денег больше нет.

– И на том спасибо. – Я принял из ее рук узелок. – Ты где сейчас живешь – дом-то твой сгорел.

– У соседей – приютили добрые люди, там меня найти можно. Я каждый день приходить буду. Ты прости меня.

– За что?

– Я виновата, что ход подземный, тайный показала.

– А как бы мы тогда в крепость проникли? Нет, вины твоей ни в чем нет, просто обстоятельства так сложились.

Снаружи раздался голос стражника:

– Уходи, разговаривать нельзя. Ежели передача есть – через меня отдашь.

Елена ушла. Я развернул узелок – лук, яйца вареные, хлеб.