Йоханнес Марио Зиммель. Весной в последний раз споет жаворонок
 
Доценту университета, доктору Ильзе Кристин-Экснер, безмерно восхищаясь ее личностью и даром воспринимать заботы, опасения и страхи людей как свои собственные, а также пробуждать в людях надежду, мужество и силу, посвящаю. 
Каждый из нас может изменить что-то в себе самом. 
Причем это не ограничивается извлечением уроков из прошлого. Важно также предупредить действия, ведущие, в конечном итоге, к катастрофе. 
Это остается для людей последним шансом предотвратить несчастье. 
Пролог 
Человек должен ступать по земле, едва касаясь ее, оставляя после себя как можно меньше следов. 
Повышение температуры воздуха даже на 3 градуса по Цельсию катапультировало бы климат в мире за грань человеческих знаний. 
Состояние атмосферных нагрузок, которое делает такой климатический скачок неизбежным, ожидается предположительно к 2030 году — начиная с сегодняшнего дня это не дальше по времени от того срока, который отделяет нас от Второй мировой войны. 
На вопрос отца, не сошла ли она с ума, восемнадцатилетняя Сюзанна Марвин ответила, беря стопку кофточек из платяного шкафа и бросая их в чемодан: «Я в полном порядке. Кто и тронулся, так это ты». 
— Почему ты уезжаешь так неожиданно? 
Доктор Марвин, стройный мужчина с узким лицом и черными вихрастыми волосами, из-за которых он постоянно казался непричесанным, вернулся домой пару минут назад. 
— Потому что я не могу больше жить ни часа под одной крышей с тобой. 
Сюзанна сунула очередные несколько кофт в стоящий на полу чемодан. Рядом зиял распахнутым нутром второй. 
— Что ты взяла? 
— Лекарства. Это тебя касается? 
— Не касается. Я никогда не принимал их. 
Свитера и нижнее белье полетели в первый чемодан. Сюзанна спешила. 
— Черт возьми, объясни, что ты задумала? 
— С меня хватит, — сказала изящная сероглазая брюнетка. — Меня достали ты и твои друзья. Мне не хватает воздуха с тех пор, как ты пришел. Я-то надеялась, что ты вернешься, когда меня уже здесь не будет. Узнать, что мой отец является соучастником, было отвратительно. Но что он замешан в этом огромном свинстве — даже для меня неожиданность. Не будь напечатано во «Франкфуртском обозрении», вы бы так и молчали об этом! 
— Вон что, — протянул доктор Маркус Марвин. Внезапно он почувствовал себя смертельно усталым и старым — намного старше своих сорока двух лет — и тяжело опустился на разобранную кровать. — Вот в чем, оказывается, дело. Мог ли я подумать об этом? Прекрати эти дурацкие сборы! Мы ничего не скрываем. 
— Вы ничего… 
Она истерически рассмеялась. 
— Не смейся! Мы, орган надзора Тессинского министерства по вопросам экологии, вообще ничего не скрываем. Ни одного дня, ни одного часа. Эксплуатационник сообщил нам об аварии с неверной классификацией, с сильно заниженными показателями. Когда у нас возникли подозрения, мы пересмотрели это дело, восстановили ситуацию и констатировали, что данная авария соответствует категории E, а не категории N, как было заявлено раньше. Хватит собирать вещи! 
Он с силой отшвырнул чемодан. Белье вывалилось на пол. Мимо дома, по тихой улочке Хайдевег прогрохотали пять тяжелых японских мотоциклов — по направлению к Зонненбергу в Висбадене, автоматически отметил Марвин. За рулями восседали молодые люди в черных кожаных куртках и разноцветных защитных шлемах. 
— Сегодня пятое февраля тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года, — на удивление спокойно заговорила Сюзанна. — Шестого февраля восемьдесят седьмого года, то есть год тому назад — год назад! — произошла авария в блоке атомной станции Библис. 
Она подняла чемодан и снова стала укладывать белье, но руки ее тряслись, и голос подрагивал: 
— В системе охлаждения реактора не был закрыт вентиль.                                                                      |