Мистер Финн смотрел на эту фотографию.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Джейкобс-Коттедж

1

Аллейн скрепя сердце решил использовать представившуюся ему возможность. Он служил в полиции больше двадцати лет, и эти годы невольно сказались на его манере держаться, которую теперь можно было принять за черствость и бездушие. Однако, подобно кубику льда, меняющему форму под действием тепла, но сохраняющему внутреннюю структуру, сама личность Аллейна не претерпела никаких изменений. Когда в интересах следствия ему приходилось совершать нечто противоречившее его внутренним устремлениям, он заставлял себя поступать так, как было нужно для дела. Чувство долга и самодисциплина были для него превыше всего.

— Это ваш сын, сэр? — осведомился он, показывая на фотографию.

— Мой сын Людовик, — подтвердил Финн изменившимся голосом.

— Я не был с ним знаком лично, но в 1937 году работал в Специальной службе уголовного розыска. И конечно, слышал о трагедии.

— Он был хорошим мальчиком, — сказал мистер Финн. — Боюсь, что я, наверное, слишком баловал его.

— Об этом трудно судить.

— Да, трудно.

— Я не прошу у вас прощения, что заговорил о нем. При расследовании убийства запретных тем не существует. Нам стало известно, что сэр Гарольд Лакландер скончался с именем Вика на устах и переживал по поводу мемуаров, поручив полковнику Картаретту решить вопрос с их изданием. Мы знаем, что ваш сын работал секретарем сэра Гарольда в тот ключевой период, когда тот возглавлял посольство в Зломце. И если сэр Гарольд собирался изложить в мемуарах правдивую картину всего, чему ему довелось быть свидетелем, он не смог бы обойти трагедию, случившуюся с вашим сыном.

— Можете не продолжать, — остановил его мистер Финн, махнув рукой. — Я отлично понял, к чему вы клоните. — Он взглянул на Фокса, державшего в руке блокнот: — Вы можете делать свои заметки открыто, инспектор. Мистер Аллейн, вы хотите знать, не поссорился ли я с полковником Картареттом из-за того, что тот хотел опубликовать мемуары Лакландера и предать гласности позор моего сына? Уверяю вас, что это совершенно не соответствует действительности!

— Мне хотелось бы знать, касалась ли этой проблемы ваша беседа, которую случайно подслушала леди Лакландер, но отказывается сообщить нам детали.

Мистер Финн вдруг хлопнул в ладоши маленькими пухлыми ручками.

— Если леди Лакландер не считает нужным посвятить вас в это, то пока я тоже промолчу.

— Еще мне хотелось бы знать, — не унимался Аллейн, — не ошибаемся ли мы относительно вероятных мотивов, которыми руководствуется леди Лакландер и вы сами.

— Мистер Аллейн, — произнес мистер Финн неожиданно благодушно, — вы и так уже находитесь в очень непростой ситуации. Если вы попытаетесь очистить луковицу этики от кожуры мотивов, то на глаза могут навернуться слезы. А они совсем не к лицу старшему инспектору, уж поверьте!

Уголки его губ дрогнули в улыбке. Аллейн решил бы, что мистер Финн полностью овладел собой и совершенно успокоился, если бы не предательский тик правого глаза и нервное поглаживание рук.

— Не могли бы вы показать нам снасти, которыми вчера ловили на Чайне? — попросил Аллейн.

— Отчего же? — ответил мистер Финн и добавил, повысив голос: — Но я хочу знать, являюсь ли подозреваемым в этом убийстве! Это так?

— Послушайте, — ответил Аллейн, — вы должны отлично понимать, что не можете рассчитывать на ответ, если сами не желаете отвечать на вопросы.