– В моем гостеприимстве еще никто никогда не усомнился, – благодушно улыбнулся князь, уже понявший, что это за дама. – Вы тоже сумеете убедиться в нем. А пока что позвольте познакомить вас с графиней Стефанией Ломбези.

– Хозяйка виллы?

– Я сказал бы неправду, если бы представил дело так, будто графиня тоже прибыла сюда, чтобы изучать методы подготовки наших смертников.

– Могли бы выразиться и проще. Я понятливая, штурмбаннфюрер Скорцени может подтвердить это.

Скорцени сделал вид, что весь поглощен обязанностями официанта. Во всяком случае рюмки, как заметила Фройнштаг, он наполнял довольно профессионально.

– Могу я поинтересоваться, зачем вам понадобились мои камикадзе?

– Неужели не понятно, князь? Я решила, что и среди германских девушек найдется немало таких, которые преисполнены решимости погибнуть за фюрера, направив торпеду на корабль врага.

– Шутите, Фройнштаг? – изумленно уставился на нее Боргезе. – Женщины-камикадзе?

– Вы удивляетесь так искренне, словно для вас остается тайной, что уже тысячи германских девушек служат в рядах вермахта, СС, в гестапо.

– Но коммандос-камикадзе – это не просто служба в рядах вермахта. Речь идет об отрядах смертников.

– Спасибо за разъяснение, господин полковник, – насмешливо отрубила Фройнштаг. С Боргезе она вела себя тоже так, словно давно с ним знакома. И, переведя взгляд на Скорцени, поинтересовалась: – Вы-то, надеюсь, не станете препятствовать проявлению арийского духа у патриотически настроенных молодых германок?

– У молодых и патриотически настроенных – нет.

– Это возвышает вас над многими.

– Я ведь не камикадзе, чтобы становиться на пути молодых и патриотически настроенных германок, – отшутился Скорцени, и все четверо рассмеялись.

– За шутку Скорцени – самую удачную шутку этой войны, – подняла свою рюмку Фройнштаг. – Пока война шутила с нами, Скорцени шутил с войной – так это будет выглядеть в пересказе историков, когда весь этот военный кавардак наконец завершится.

– Только, ради всех святых и непогрешимости непогрешимого, не упоминайте о девушках-камикадзе в присутствии итальянок, прессы и вообще… – взмолился Боргезе. – Если пойдет слух, что я набираю итальянок-смертниц, то первый смертник – перед вами.

«Кто бы мог подумать, что наша унтерштурмфюрер способна блистать таким красноречием? – искренне удивился Скорцени. – Раньше за ней этого не замечалось. Злоязычие – да, в этом ей не откажешь. Каждая фраза – что змеиный укус, тут Лилия всегда преуспевала».

Он убедился в этом еще в Италии, во время подготовки к операции «Черный кардинал». Иногда Отто казалось, что в своих едких репликах эсэсовка Фройнштаг реализует ту часть своей жестокости, которую не сумела реализовать, будучи самой заурядной охранницей концлагеря. О том, что Фройнштаг служила в охране концлагеря, Скорцени, конечно, старался забывать. Что, однако, не мешало ему время от времени хотя бы мысленно напоминать Фройнштаг об этой странице ее весьма неправедной биографии.

– Так вы не против моей миссии, господин полковник? – игриво улыбнулась Фройнштаг, легкомысленно забыв о том, что на ней форма офицера СС.

Князь Боргезе хотел что-то ответить Лилии, но в это время открылась боковая дверь, и в зал вошла темноволосая девушка лет двадцати пяти. Все умолкли и, повернув лица в ее сторону, замерли. Высокая, стройная, облагодетельствованная легкой изысканной походкой, она представала воплощением аристократической изысканности и неприступности.