Я не поняла, почему он стоит и не двигается. Просто смотрит, и в серебряных глазах дрожит странная обида.
– Где мои друзья? – резко спросила я. – Отвечай, Анташар!
Безликий склонил голову.
– Сейчас они должны быть в Зале Памяти, – сказал он.
– То есть вы не собирались отвозить нас к вашему повелителю? – ахнула я.
– К Властителю Душ можно попасть, лишь пройдя пещеры. Другого пути нет.
– Вы все здесь сумасшедшие, – устало протянула я и опустилась на стул. Потом вскочила и нервно заходила по комнате. – Они будут меня искать.
Безликий покачал головой.
– Твои друзья уверены, что ты с ними. Поверь, я создаю отличные иллюзии.
– Даже не сомневаюсь, – обозлилась я. – Но Арххаррион точно знает, что меня с ними нет. Уже знает.
Я снова села и задумалась. Интересно, почему Безликий дает ответы на мои вопросы? Уверен, что мне отсюда не выбраться? В любом случае, этим стоит воспользоваться.
– Ты можешь принять внешность любого существа? – поинтересовалась я.
– Только того, с чьей аурой соприкасался, – ответил он.
Я посмотрела на его золотистое тело и совершенное лицо. Что поделать, не смотреть на такую красоту было невозможно… Безликий вскинул голову, улыбнулся. Вот Тьма… почувствовал. Конечно, почувствовал. Я отвернулась.
– Зачем вам чужие эмоции? – спросила я.
Он улыбаться перестал. Серебряные глаза потемнели, словно ртуть.
– Это проклятие Погруженных во Тьму, – процедил он сквозь зубы. – Плата Бездне, которую заплатил первый Повелитель Душ за возможность общаться с Миром Теней. Нам доступны только некоторые чувства: мы испытываем голод, мерзнем, хотим спать… или желаем близости. Но живых эмоций почти не чувствуем. Лишь их отголоски. Бледные тени по сравнению с тем, что ощущают люди.
Я посмотрела на него с откровенным ужасом.
– Какой кошмар! То есть вы что же, не можете любить? Радоваться? Сопереживать? Испытывать счастье? О, Святая Матерь! Как же вы живете? То есть… зачем вы живете?
Я снова села на стул. От переполнявших эмоций стало трудно дышать. Безликий шагнул ко мне, поморщился, словно от боли.
– Жалость… – удивленно произнес он, – какое странное чувство… Горькое и сладкое одновременно… Теплое. Я никогда не пробовал… жалость. Не понимаю этот вкус…
Он глубоко задышал. Посмотрел растерянно.
– Ты жалеешь меня, Ветряна. Это странно.
– Почему странно? Ваша жизнь действительно ужасна. Скажи ка, – вдруг с подозрением спросила я, – а что случается с теми, кого вы пьете?
Он молчал.
– Анташар!
– Эмоции для нас – волшебное лакомство, – нехотя проговорил он, – слишком сильное удовольствие. Слишком притягательное… Иногда… Трудно остановиться. Хочется все больше и больше, сильнее и сильнее…
– То есть вы заставляете человека испытывать чувства, – догадалась я.
Я внимательно рассматривала блондина. Значит, он держал бы меня здесь, снова и снова заставляя испытывать наслаждение, пока… пока что? Пока ему не надоело бы наслаждение, и он не решил бы попробовать другие эмоции? Боль, например. Или страх? Или даже ненависть… Да уж.
Безликий вдруг шагнул ко мне, снова поморщился, а потом опустился на колени, заглядывая в глаза.
– Нет. Я не стал бы причинять тебе боль, Ветряна. Твои чувства такие светлые и сильные. Теплые. Живые. Никогда таких не встречал. Я пил многих… Боль и страх пить невкусно, мне хочется других эмоций, – он осторожно взял меня за руку. – Останься со мной. Я буду очень стараться, чтобы тебе было хорошо, я умею, – Безликий потянул мою ладонь, приложил к своей щеке. |