Я не понимала, откуда во мне это странное ощущение сожаления и неправильности, грусти по смертельно раненному животному и желание подойти к нему.

Для чего?

Умом я понимала, что нельзя приближаться к зверю, и все же мне настойчиво казалось, что он зовет меня, просит о чем то… Но о чем?

Я, страшась, сделала шаг к зверю. Во мне крепла странная уверенность в правильности моих действий и убежденность, что росомаха не причинит мне вреда. Длинные загнутые когти скребли землю, пасть была оскалена от боли, кровь черными толчками заливала шкуру. Но я не чувствовала страха…

Темные бусинки звериных глаз неотрывно следили за мной, и я остановилась в двух шагах, засомневавшись. Что я могла сделать, как помочь?

Я все же решилась, приблизилась, опустилась коленками во влажный мох и провела рукой по мокрой от крови шкуре. Стрела застряла глубоко и сидела крепко, не вытащить. Я растерянно посмотрела на свои испачканные кровью и грязью ладошки, потом положила руку на голову зверя. И не задумываясь пожелала, чтобы его мучения прекратились. Хриплое дыхание благодарно оборвалось под моей рукой.

Не знаю, сколько я так просидела, перебирая коричневый мех, только платье стало мокрым от напитанного влагой мха. Я вытерла набежавшие слезы, поднялась и потихоньку пошла в глубь леса, забыв про лист с черникой.

Мне было семь лет.

* * *

Со временем я привыкла жить в Риверстейне, смирилась с его высокими глухими стенами и даже полюбила их. Все же была в старом здании своя мрачная прелесть, и потом, это единственный дом, который у меня был.

С годами я научилась существовать в том мире, в котором я жила, утешаться книгами и маленькими радостями обитателей приюта.

И почти перестала убегать в лес.

Только в душе осталась непонятная тоска по простору и ощущение неправильности моей жизни, чего то утраченного и забытого. Но, как ни силилась я вспомнить, мне это не удавалось.

Глава 8

Спала я плохо. Снежный буран, налетевший на Приграничье ночью, разыгрался не на шутку. Ветер выл в печных трубах как целое сонмище обозленных духов и грозился выбить жалобно дребезжащие под его напором слюдяные стекла. Казалось, рассерженная природа вознамерилась снести с лица земли в чем то провинившийся Риверстейн, яростно швыряя на его стены комья ледяного снега, выдирая столетние осины у ворот и в щепки разнося привратницкую. Сам привратник благоразумно успел укрыться за каменными стенами приюта.

Непогода так зверствовала, что к полуночи никто не спал и большинство обитателей замка истово молились о спасении своих грешных душ. Только к утру буря стала ослабевать, порывы ветра потеряли ярость и мощь, а вьюга поредела до жидких ледяных завирух, кружащихся у стен.

Неудивительно, что проснулась я совершенно разбитая, с чугунной головой и слабостью в ногах. Моя передышка для выздоровления закончилась, о чем сообщила мне вечером младшая настоятельница, так что с утра я потащилась на занятия. Благо хоть ежедневную пробежку Гарпия сегодня отменила, а то не миновать бы мне хлыста.

Первым уроком значился нововведенный предмет, с преподавателем лордом Дарреллом. Я постаралась затеряться на задних рядах и не показываться на глаза куратору. Слабым утешением для моего самолюбия послужило то, что на занятие мужчина явился с перемотанной тряпицами левой кистью: похоже, поскользнулся на обледеневших подъездных дорожках, а может, свалился с истертых ступеней лестницы.

Впрочем, что бы с ним ни приключилось, сочувствовать ему я точно не буду. Тем более что желающих пожалеть красивого лорда и так тьма тьмущая. Вон та же Рогнеда уставилась на него как кот на карася. Совсем неподобающе скромной послушнице уставилась! Ну, да то ее дело.

Я неторопливо расставляла письменные принадлежности, вполуха слушая куратора.