Изменить размер шрифта - +
 — Как славно все было задумано и как убого воплотились в жизнь измысленные нами с Кешо планы… А произошло это скорее всего потому, что кто-то успел в самый последний момент предупредить Ильяс. Кто-то из обитателей особняка, ежегодно клявшихся мне в преданности…

Оборвав свою речь на полуслове, он стиснул кулаки, сообразив, что в клятве упоминалась и его дочь. Они с ней составляли для домочадцев как бы единое целое, и формально человека, пожелавшего хранить верность Ильяс, а не ему, нельзя было даже обвинить в измене. Так же как и его самого, за то что он предпочел служить Кешо, а не Таанрету, поскольку оба были членами принимавшего от оксаров присягу верности Триумвирата…

Мельком взглянув на явившуюся по его приказу дочь, Газахлар сделал знак сопровождавшим ее воинам выйти из комнаты. Подождал, не заговорит ли Ильяс первой, но та глядела мимо него, и по выражению ее лица всякому было ясно, что рот она открывать не собирается.

— Н-да-а-а… — Владелец «Мраморного логова» вздохнул и с тоской покосился на окно, за которым раскинулся дивный золотисто-зеленый мир. Подсвеченные заходящим солнцем облака скользили над столицей, как плавучие острова в прозрачной воде над затонувшим городом, о котором любили рассказывать легенды сказители-чохыши. Самые низкие облачка, казалось, вот-вот зацепятся за резные купола, венчавшие башни императорского дворца, но впечатление это было, конечно же, обманчивым…

— Ты мудро сделала, отправив Мутамак присматривать за Ульчи. За храмовыми жрецами тоже нужен глаз да глаз, а за служителями Мбо Мбелек — в особенности. Говорят, втайне они до сих пор приносят Неизъяснимому человеческие жертвы.

Ильяс вздрогнула, как от удара, и Газахлар поздравил себя с тем, что ему, по крайней мере, удалось удивить свое возлюбленное чадо.

— Мысль отослать Нганью с Хутамом из «Мраморного логова» также была недурна, — продолжал он, пройдясь по комнате и как бы невзначай придвинув дочери кресло. — Ты доказала, что обладаешь решимостью и предусмотрительностью и не уподобишься лошади с зашоренными глазами, которую возница может гнать куда ему вздумается. — Газахлар сделал паузу и, взяв с низкого столика вазочку с кишмишем, продолжал кружить по комнате. — Все это очень хорошо и даже похвально, но создает тем, кто тебя окружает и печется о твоем благополучии, массу неудобств.

Отправив в рот щепоть сушеного винограда, он остановился так близко перед Ильяс, что она невольно попятилась и опустилась в стоящее за ее спиной кресло.

— Меня лично твои выходки и сумасбродства не удивляют и не огорчают, ибо до сих пор Нгура умело обращала их тебе же на пользу. Однако Кешо они раздражают, а считаться с его чувствами мы должны по целому ряду причин.

Газахлар кинул в рот еще одну щепоть кишмиша, подождал, не поинтересуется ли Ильяс, какие причины он имеет в виду, и терпеливо продолжал:

— Пока твой мечтатель супруг наживал себе недругов, ратуя о процветании империи, Кешо всевозможными способами склонял на свою сторону колеблющихся Небожителей и командиров яр-нуарегов. Он преуспел в этом настолько, что даже появление на свет Хутама — права которого на императорский престол никто из оксаров сомнению не подвергал — не слишком увеличило число сторонников твоего мужа. Безвременная же кончина Татама изрядно их подсократила. До братоубийственной войны оставался один шаг, который, благодаря моим усилиям, сделан не был.

— Благодаря твоему предательству, хочешь ты сказать? — подала наконец голос Ильяс.

— Когда речь идет о спасении родины, сотен и тысяч жизней, привычные понятия теряют смысл, а порой превращаются в свою противоположность. И то, что представляется тебе сейчас предательством, очень скоро все в один голос будут называть подвигом.

Быстрый переход