Изменить размер шрифта - +
Думал он недолго – влился в человеческую массу, вырвал партийный штандарт из рук какого-то юнца, который не осмелился протестовать, и понесся в общем потоке, потрясая стягом.

Одолев эти несколько кварталов, Петер Штайнер постиг, в какой хаос погрузился тихий район, где традиционно жили и работали члены многочисленной еврейской общины. В витринах не осталось ни одного целого стекла, всюду горели костры, куда бунтующие бросали все, что выносили из домов и контор; подожженная с четырех концов синагога пылала под невозмутимыми взглядами пожарных, готовых вмешаться, только если пламя перекинется на соседние здания. Петер видел, как раввина волокли за ноги и его голова, вся в крови, колотилась о камни мостовой; видел, как избивали мужчин; как с женщин сдирали одежду и вырывали пряди волос; как хлестали детей по лицу, а на стариков мочились, пинали их ногами. С некоторых балконов зеваки подзуживали нападавших, а в одном окне кто-то приветственно поднял правую руку, в левой сжимая бутылку шампанского, но в большинстве особняков и многоквартирных домов двери были заперты, а на окнах опущены шторы.

Ужасаясь тому, что с ним происходит, аптекарь осознал, до чего заразительна звериная энергия толпы: он тоже чувствовал дикарскую тягу к свободе, рвался крушить, жечь и вопить до хрипоты – сам превращался в чудовище. Задыхаясь, покрытый потом, с пересохшим ртом и мурашками по всему телу от выброса адреналина, он скрылся за деревом и присел на корточки, стараясь отдышаться и обрести разум.

– Руди… Руди… – бормотал он все громче и громче, пока имя друга не вернуло ему рассудок.

Нужно отыскать его, спасти от яростной толпы. Петер поднялся на ноги и двинулся вперед: штандарт и чисто арийская внешность служили ему защитой.

Как Штайнер и боялся, врачебный кабинет Адлера был разгромлен, стены исписаны ругательствами и разрисованы партийными символами, дверь выломана, все стекла побиты. Мебель, стеллажи, лампы, медицинские инструменты, склянки с лекарствами – все разбросано по мостовой. А друг бесследно исчез.

* * *

Полковник Теобальд Фолькер встретил первых налетчиков, стоя со скрещенными руками на пороге своей квартиры. Дверь выломали меньше четверти часа назад, а они уже распространились по дому, точно крысы. Фолькер предположил, что консьержка или кто-то из жильцов выдал евреев, – может быть, даже пометил квартиры, потому что позже, обходя здание, он увидел, что нападавшие какие-то двери выломали, а какие-то не тронули. Дверь Адлеров осталась цела, поскольку была приоткрыта.

С полдюжины мужчин и юнцов, опьяненных насилием, – у всех на руках повязки со свастикой, – показались на лестничной площадке, выкрикивая оскорбления и нацистские лозунги. Один, вроде бы предводитель, столкнулся с полковником лицом к лицу. Он держал в руках железную трубу и уже занес ее для удара, но мгновенно остолбенел при виде монументального старца в мундире прошедших времен: ветеран властно взирал на него сверху вниз.

– Ты еврей? – пролаял налетчик.

– Нет, – отвечал Фолькер, не повышая голоса.

Тут раздались досадливые крики: налетчики не обнаружили никого в квартире Адлеров. Двое мужчин немного постарше поднялись по лестнице к Фолькеру.

– Сколько евреев живет в доме? – спросил один.

– Не могу сказать.

– Посторонитесь, мы обыщем вашу квартиру!

– По какому праву? – вопросил полковник, и рука его потянулась к кобуре с люгером.

Мужчины обменялись короткими фразами и решили, что не стоит возиться со стариком. Он такой же ариец, как и они, к тому же вооружен. Они спустились в квартиру Адлеров и стали помогать другим крушить все, что находили внутри, от посуды до мебели, и выкидывать в окна все, что попадалось под руку. Несколько человек втащили на балкон фортепиано, собираясь сбросить вниз и его, но инструмент оказался тяжелее, чем они думали, и его предпочли выпотрошить.

Быстрый переход