Тут опять следовали воспоминания о славных боевых днях, и Кокошка совал свои руки под нос ктитору:

_ Эти руки носили боевую винтовку! Что, не слыхать на них еще запаха пороху?

Патриотические порывы длились до тех пор, пока ктитор был в состоянии разговаривать. Когда он начинал бормотать что-то нечленораздельное, Кокошка выставлял его за дверь и наедине с бутылкой долго еще предавался воспоминаниям о воинских доблестях, пока не засыпал на диване.

Ожесточенные схватки Кокошке приходилось выдерживать в трактире «У Золотой Печки». Его верноподданнические чувства вышучивали там всевозможными способами, и он наконец покидал поле брани, торжественно провозглашая, что все их штучки не в силах унизить честь его мундира. — Но ведь он его не носит? — Что ж с того! Будет случай, и форма появится на свет в самом блестящем виде.

Однажды, придя в трактир, Кокошка заметил, что все гости сделали таинственные лица.

— Вы уже слыхали, господин ветеран? — спросил его учитель.

— Что слыхал?

— Что завтра через нашу станцию проедет инкогнито важная государственная особа.

— Когда проедет?

— В десять. Поезд стоит только три минуты. Пойдете поглядеть?

— Само собою, господа. Побегу привести в порядок свою форму.

И Кокошка поспешил домой. По дороге он забежал к ктитору.

— Важный государственный сановник проедет завтра через нашу станцию, пан Кожельский. Наконец-то я им утру нос! Все это в секрете, никто не знает. Я один буду его встречать. Бог весть, что это за знатная высокопоставленная особа. Вдруг он спросит меня: «Was sind Sie?» А я ему: «Честь имею явиться, Франц Кокошка из Горушкиндорф, Ваше превосходительство».

Ктитор пообещал участвовать в церемонии.

— Я, — распоряжался Кокошка, — в полной форме стану впереди вас, а вы за мной. Как только поезд подъедет, я приближаюсь к окну купе, где его превосходительство изволит путешествовать, и провозглашаю: «Хох! Хох! Хох!» А вы за мной: «Хох! Хох! Хох!» Не забудете?

Ктитор был доволен. После торжественной встречи они зайдут освежиться в трактир.

* * *

К десяти часам на станции стало людно. Начальник станции ходил по платформе, и когда его взгляд падал на место, где стоял Кокошка с ктитором, он не мог удержаться от улыбки.

Кокошка был в полной ветеранской форме, с галунами и золотыми нашивками, а ктитор рядом с ним стоял в черном сюртуке, бледный и торжественный, ибо близился славнейший момент его жизни.

Послышался гудок, и вдали раздалось пыхтение локомотива. На платформе собралось много зевак. Кокошка и ктитор держались в стороне от этого сброда. Поезд подъехал к станции. Ветеран Кокошка, сопутствуемый ктитором, подошел к начальнику станции и сделал под козырек.

— Будьте любезны, где высокопоставленное лицо?

— Вон в том вагоне, где жандармы, которые охраняют его превосходительство.

— Ах, жандармы? — тем лучше!

Кокошка подскочил к вагону, ктитор за ним, и оба закричали:

— Хох! Хох! Хох!

Поезд тронулся, и один из жандармов недовольно выглянул в окно.

— Хох! Хох! Хох! — восторженно кричал ветеран.

Кокошка гордо покосился на перрон. Там все валились от хохота, а больше всех начальник станции.

— Чего веселитесь? — строго спросил ветеран, гордо выкатывая грудь.