Пришло время действовать, понял монах. Он ощущал себя нелепо, единственным актёром на сцене, который, к тому же, умудрился забыть всё, что надлежит делать. И от того, вспомнит или нет, зависит, расстанется ли он с головой или же сохранит её.

Слова никак не приходили на ум. А время шло.

Монах подумал и дописал несколько строк. Книга не приняла их; синие змейки соскользнули со страниц и юркнули в щели меж досками пола.

Новая мысль пришла в голову. Такая же неудачная.

От напряжения у Унэна вспотел лоб. Он вытирал его вновь и вновь, уже не очень–то церемонясь.

А фразы появлялись сами, и оставляли очень мало места для изменений. Вот Хиргол поднимается к себе. Собирает вещи. Долго смотрит на медальон… с грозной и издевательской надписью. Что–то надо предпринять. Очень быстро.

Наконец, Хирголу послышался стук в дверь.

Всё, подумал монах обречённо. Если я сейчас же не придумаю, всё пропало.

— Вот тебе лист, — Тнаммо вручил молчащему юноше вырванный из неведомой Книги лист, в водонепроницаемом конверте. — Через десять минут спустишься в обеденный зал. Альмрин проводит тебя и даст проводника.

Тнаммо долго смотрел на хмурого ученика, и его лицо неожиданно расплылось в улыбке.

— Не переживай, юноша, — хлопнул он собеседника по плечу. — Боги милостивы — глядишь, ещё увидимся. Верь в себя, это главное.

И ушёл.

Хиргол долго смотрел на лист. Очень плотный… самая обычная бумага. На вид, по крайней мере. Интересно, зачем Тнаммо держал его у себя всё это время?

И тут монаха осенило. Все увидели, как его лицо озарилось внутренним светом; морщины разошлись и вместо них появилась уверенность и ехидная улыбка.

Наклонившись, он добавил всего несколько слов. И торжествующе оглядел зал, заметив, что Книга не возражает.

Незаметно для Унэна (полностью поглощённого происходящим), седовласый ольт и Шассим переглянулись. Едва заметно для окружающих, Шассим медленно прикрыл глаза и быстро открыл их вновь. Ольт кивнул и подал напарникам за своей спиной условный знак.

И в душу Хиргола закралось сомнение. Что, если… Он извлёк обрывок из конверта. Пристально смотрел на лист, даже понюхал его — в точности, как Тнаммо. Как он проверял его? Ах, да… И Хиргол поднёс уголок листа к пламени свечи.

Бумага весело занялась, и юноша едва успел потушить её.

Вот тут он перепугался до оцепенения. Лист поддельный, это очевидно. Настоящий Тнаммо приберёг для себя. Что Восьмёрка… виноват, Семёрка попытается сделать с ним, не имеет значения. А вот что она сделает с Хирголом и его семьёй, предсказать легко.

Руки стали влажными и начали сильно дрожать.

Сообщи Первому, подсказал внутренний голос. Сообщи. Пусть слабая, но надежда.

Едва соображая, что он делает, Хиргол вынул из тайника крохотный кристалл и сжал его в дёргающихся ладонях.

Первый подскочил, словно ужаленный.

Датчики тревожно пищали: связь с неизвестным способом шифровки, на ранее не использовавшейся частоте, на недопустимо высокой мощности.

От неожиданности Первый начисто забыл слова, запрещавшие связь на расстоянии.

— Сигнал! — воскликнул один из сидящих в зале. — Сильный сигнал, сорок два — сорок шесть; семьдесят три — семьдесят восемь, девять!

— Сужайте круг, быстро, — приказал седовласый, и вся его команда вскочила, застёгивая пряжки и приводя в действие снаряжение. Взгляд ольта, обращённый на Унэна, был почти умоляющим. — Подержите его хотя бы десяток секунд.

Слова не шли на язык Хирголу. Он вдруг осознал, что будет говорить с Первым; что чрезвычайно разозлит его незапланированным обращением; что сообщит ему о якобы произошедшей подмене.