Откашлявшись, Дмитрий все-таки выдавил из себя несколько слов благодарности и пообещал, что непременно заглянет к Пенковским. Услышав его ответ, Оленька расцвела.

– Да, и не забудь рассказать нам, старая хозяйка или нет! – крикнула она, когда коляска уже отъезжала. – Мне почему-то кажется, что ей должно быть лет шестьдесят, как Савве Аркадьичу, – извиняющимся тоном добавила она.

Избавившись от жены чиновника, Дмитрий ухитрился-таки подъехать к гостинице, где его ждало спасение от всех бед, но у входа, как назло, стоял благообразный старик, который о чем-то увлеченно беседовал со здоровенным рыжебородым малым, причем последнему явно было тесно в цивильном костюме. Едва заприметив старика, Дмитрий почувствовал, как его жажда чудесным образом куда-то испарилась. Кучер ограничился тем, что поздоровался с рыжебородым Гаврилой, хозяином гостиницы, и поехал дальше. «Вот ведь принесла сюда Егора нелегкая!» – с тоской подумал он.

Местный старожил Егор Галактионович был известен своим суровым нравом, а также тем, что на дух не переносил алкоголь и табак. Он неистово обличал тех, кто имел несчастье придерживаться другой точки зрения, а у Дмитрия было не то настроение, чтобы вступать со стариком в перепалку. Вот кучер и ограничился тем, что вздохнул так громко, что лошадь с шага перешла на рысь.

Подъезжая к вокзалу, Дмитрий мысленно пытался представить себе, на кого будет похожа его новая хозяйка. Он помнил, что старый мировой судья, когда его первый раз тряхнуло, начал наводить справки обо всех своих родственниках и велел поверенному составить завещание, где не было указано лишь имя будущего наследника. И Дмитрий вновь, как живого, увидел Савву Аркадьича, – как он сидел в глубоком кресле, прикрывшись пледом, и, брюзгливо оттопырив нижнюю губу, читал ответы на свои запросы. «Гм, в кавалерии числится и в долгу как в шелку. Не угодно ли, его нам только не хватало! А тут кто? Надо же – примерная супруга, семеро детей! Шалишь, матушка, твои семеро мою долину раздерут на семьдесят семь частей да и продадут, с них станется… Башибузуки! А это еще кто? Тридцать восемь лет, и еще не замужем. Нет, не годится, знаем мы их, старых дев, на которых свалилось наследство. Вмиг объявится какой-нибудь прощелыга, фертик, черти б его драли, и все имущество – псу под хвост». И дальняя, очень дальняя родственница с привлекательным и странным именем Амалия судье тоже приглянулась не сразу. «Амалия, ишь чего выдумали! – пыхтел он. – Имя-то какое непотребное, на мысль сразу же приходит веселый дом с ихними мамзелями». Но, очевидно, обладательница непотребного имени оказалась все же респектабельнее, чем кругом задолжавший офицер – сын двоюродного брата, многодетная мать или старая дева. Ни одному из них Савва Аркадьич не оставил ни гроша, зато таинственной Амалии досталось все, чем он владел до тех пор, пока не отправился в лучший мир, где материальные и иные блага не имеют никакой ценности. И именно эта Амалия вскоре должна была решить судьбу самого Дмитрия Пересветова, лакея и по совместительству кучера старого судьи.

«Конечно, выставит за дверь, как пить дать, – мрачно размышлял Дмитрий. – На что я ей? Опять же, выпивон люблю-с, хотя больше наливочки разные, чем водочку. – Он вспомнил, какую наливку готовила кухарка Пелагея, и даже зажмурился от удовольствия. – Тяпнуть бы сейчас того… черносмородинной маленько. А можно и не маленько, – тотчас же поправил он себя. – Небось как явится, так все бутылки сразу же и примется считать, вместо того чтобы за мужиками из Рябиновки приглядывать, которые все лес норовят у нас таскать. Пока судья в силе был, так браконьеры тоже смирно сидели, а как его первый удар хватил, всякую совесть потеряли. Эх!»

Вдали сипло засвистел локомотив.